Он вышел из камеры и закрыл ее. Кулаки саднили, а на обуви вместе с засохшей уличной грязью появилась свежая вязкая пленка рвоты. Мужчину вырвало на его ботинки. Михаил кусочком штанины вытер потертую кожу и направился в конец коридора, откуда уже бежал навстречу дежурный.
– Товарищ капитан, что там случилось? – Растерянно спросил молодой человек.
– Неважно. Просто никому об этом не говори. Понял?
Крылов грозно посмотрел на парня двадцати пяти лет и показал окровавленные кулаки. Тот растерянно покивал головой:
– Есть, товарищ капитан.
– И еще. – Крылов глубоко вздохнул. – Вызови ему врача. Мне по делам надо.
Еще пару дней Петренко, измученный и избитый, подвергался допросам по нескольку раз в день. Крылов постепенно успокоился и избрал новую тактику поведения. Вместо прямого и сильного давления на допросы он постоянно носил с собой бумаги, на которых ручкой предварительно писал "чистосердечное признание". Еще он приносил в камеру маленькие иконки, как бы желая получить благословение подозреваемого.
На этом странности в поведении капитана не заканчивались. Помимо прочего, он время смотрел прямо в глаза арестованному. Этот взгляд не то пронзал насквозь и испепелял, не то жалел и ласково обнимал своим крохотным огнем.
Мужчина смотрел на все происходящее и думал, что следователь не то хочет его убить, не то пожалеть. А может сделать с ним и то, и другое. Иногда он вел себя так, словно и вовсе не желал с ним беседовать и иметь хоть какие-то дела. Мужчина предполагал, что следователь на него даже обижается.
Но главное оставалось прежним – Петренко молчал. Он все время молился и никак не мог понять, что же ему делать. Мужчина считал себя невиновным в убийстве двух детишек, двух невинных душ. Вера в Господа Бога закрепила в нем добрые помыслы и желание каяться во всех, даже малейших прегрешениях. Игорь понимал, он точно был уверен, он не убивал и тем более не насиловал детишек. Мужчина сам проклинал того человека, который его подставлял под самую убийственную статью из всех. Оговаривать себя Игорь, разумеется, не хотел. Но он наблюдал за собой и эти наблюдения показывали, что с каждым новым днем и с каждым новым допросом со следователем, мужчина все больше и больше хочет сдаться на милость победителю. На милость извергу.
Петренко спрашивали: где машина? Или: что вами двигало?
Но он не знал ответы на эти вопросы. Зачастую он просто молчал, обдумывая свой четко поставленный ответ. Его фразы "я не знаю, я на ней уже больше года не езжу" или "я оказался там единственно потому, что мне понадобилась бутылка водки" расценивались Крыловым и Бельцером лишь как попытка запутать следствие.
И ведь странности действительно имели место быть. Как Петренко оказался в своем гараже именно тогда, когда туда же приехал Глебов? Неужели это чистая случайность, благодаря которой раскрывается так много гнусных дел.
Игорь постоянно размышлял об этом, однако несмотря на психологическое давление еще не был готов пойти на самооговор. Он лишь молился и плакал по ночам. Мыслями он возвращался в молодость, детство, уже до отказа заполненные его греховностью и преступлениями. Для него, ныне верующего, уже неудивителен эффект кармы за все то, за что он не раскаялся. Петренко как раз вспоминал случай, самый яркий в своей жизни, после которого таки сумел свернуть с кривой дорожки и начать новую жизнь.
