В Москве, надо сказать, была самая настоящая революционная ситуация. Поведение многих мятежников напоминало поведение революционных матросиков в 1918 году: наглые, пьяные, нанюхавшиеся кокаина, они грабили, садистски вымещали свои старые обиды на прежних «хозяевах жизни» – барышнях, институтках, гимназистах, профессорах, попах. Кто был ничем, тот станет всем!.. Вот и в 1382 году мятежники, как отмечала Никоновская летопись, издевались над митрополитом, «великую княгиню Евдокею преобидели», то есть нехорошо обошлись с беременной женой Дмитрия Донского, хотя все же выпустили обоих из города.
«Дурные люди начали ходить по дворам, вынося из погребов меды хозяйские и сосуды серебряные и стеклянные, дорогие, и напивались допьяна… шатаясь… И потом влезали на городские стены, бродили пьяные, насмехаясь над татарами, видом бесстыдным оскорбляли их, и слова разные выкрикивали, исполненные поношения и хулы…»
Надо отметить, что подобным образом «революционное войско» вело себя, видя перед собой передовой отряд Тохтамыша. Но когда менее чем через сутки подошли основные силы царя, пьяную наглость сменил страх: «Со стен городских увидев силы великие, немало устрашились».
Первые несколько дней восставшие во главе с Остеем довольно успешно отбивали натиск татар. Описывая штурм, «Повесть…» между делом упоминает некоего купца Адама, который метким выстрелом из лука снял с коня «князя ордынского». Причем называет этого Адама «москвичом». Судя по явно неславянскому имени данного «москвича», можно предположить, что католические купцы в Белокаменной того времени обосновались уже довольно прочно. Это я к вопросу о запале заговора…
Как же Тохтамыш без осадных орудий, с одними лестницами взял каменную крепость? Хитростью.
Три дня прошло в бесплодных попытках взять город с налету, что называется, на арапа. Тохтамыш не строит осадных орудий, не ведет подкопов, не насыпает осадных валов, не готовится уморить город голодом. Он не делает ничего из того, что обычно делают осаждающие. Татаро-монголы – большие мастера брать города. Они знакомы с осадным делом еще со времен покорения Китая.
Обычно для переброски десанта на городские стены монголы использовали классические деревянные башни на колесах с перекидным мостом. Для разрушения стен – тараны и катапульты, стреляющие как обычными каменными ядрами, так и пороховыми фугасами. А также особыми зажигательными снарядами – глиняными сосудами с «греческим огнем» (в качестве горючей смеси использовали свиной или человеческий жир, который вытапливали из трупов). Стрелометы, заменявшие в ту пору пулеметы, имели дальность выстрела до полукилометра, а камнеметные установки «калибром» до 100 кг могли метнуть такой снаряд на расстояние до 200 м и обрушить зубец стены или проломить стену башенной надстройки. При этом артиллерийский парк монгольского войска мог колебаться от 20 до 200 единиц – в зависимости от величины города.
Конечно, осадные башни не возили с собой даже в разобранном виде. Это касалось и катапульт. Все строилось на месте имперскими инженерами, а в обозах везли только то, что нельзя добыть на месте, – толстые конопляные или кунжутные канаты, металлические детали сложной формы, гвозди, порох, инструмент… Осадив город, начинали строить осадную технику из местного дерева и тесать камни для катапульт. Однажды при осаде Хорезма монголы обнаружили, что в окрестности нет подходящих по размерам камней для катапульт. И тут же нашли выход из положения – начали рубить толстые деревья, вырезали из стволов огромные шары, пропитывали водой, отчего те тяжелели, и этими импровизированными снарядами стреляли.
