– Уже утро? – хором поинтересовались собутыльники.
– Уже вечер следующего дня, – уточнила Генкина жена. – Вы бы хоть закусывали, что ли.
– Еду в пищу не употребляем! – тоном хроника заявил Цубербиллер.
– Да уж вижу – экономите на мурцовке.
– На чем, на чем? – засомневался Окулист.
– На хавчике, – перевела со старинного на современный Людмила.
Цубербиллер внимательно посмотрел на жену, перевел взгляд на Окулиста:
– Меня охватывает чувство настоящего беспокойства. Кажется, она нас ругает. Посмотри, какой у нее серьезный вид. Родная, у тебя что, совсем нет чувства юмора?
– Если с тобой связалась, значит – есть, – устало сказала жена. – Ты посмотри, на кого стал похож.
– А на кого я похож? – спросил почему-то у Окулиста Смирнов.
– Что-то среднее между Брижит Бардо и догом де Бордо, – провел экспертизу собачник со стажем.
– Это ты похвалил или поругал? – решился уточнить Цубер.
– Как говаривал старшина Безобразов, я констатирую.
– Что-то вы, мальчики, пьете вместе, а соображаете поврозь, – поделилась наблюдениями Людмила.
– Людочка, мы с Окулистом, тебе, конечно, фантастически рады, но ты скажи, почему ты сюда пришла? Сидела бы себе, как Ярославна, на заборе и, это… оплакивала бы себе кого надо и не надо…
– Во-первых, Ярославна слезьмя давилась не на заборе, а на крепостной стене. Во-вторых, у нее повод был: мужа грохнули. А ты, к счастью, жив, хотя и в усмерть пьян. А в-третьих, вы отключили все телефоны, запретили к вам кому-либо заходить. Вон твоя секретарша Сашенька в истерике бьется, говорит, что вы тут с Женькой так орете, будто вас святая инквизиция пытает. А почему орете, понять не может.
– Мы не орем. Мы, знаешь ли, поем! А если ей непонятно высокое искусство, если ей медведь на голову наступил… – начал горячиться Смирнов.
– Никто ей ни на что не наступал, – бесцеремонно оборвала мужа Людмила. – Но есть главная причина, по которой я к вам пришла. Вам не догадаться – это уже тест для детей с неторопливым развитием. Вам до него не дотянуть.
– Может, профессору Смирнову в университете зарплату повысили? – совсем не ехидно предположил проницательный Окулист.
– Зря иронизируешь, грешно. Я когда в последний раз за зарплатой в очереди стоял, – миллионер вынул из галстука заколку с массивным старинным бриллиантом и, словно дротик от популярной настольной игры, запустил ее в висевшую на стене мишень, – один коллега рассказывал…
Цубербиллер прервал повествование и придирчиво оценил результат своего броска. Бриллиантовая заколка вошла точнехонько в «яблочко». Окулист проследил за его взглядом и слегка поперхнулся, отпивая из стакана.
– Да, так вот, – меланхолично продолжил Смирнов, – коллега рассказывал, что как—то вечером после лекций возвращался домой и решил перекусить. Видит, у метро бабушка пирожки домашние продает. Горячие такие, духмяные! Он, бедолага, чуть слюной не захлебнулся. Спрашивает: «Бабуль, почем пирожки продаешь?». А она смерила его внимательным взглядом и спрашивает вдруг: «Сынок, ты часом не доцент?». Коллега засмущался, как красна девица, глаза потупил и говорит: «Вообще-то, нет. Я профессор». «Профессор?!», – ахнула бабуся. – «Ну, тогда возьми пирожок бесплатно».
– Так что, Фрол, ты над святым не насмехайся. Ты же не министр какой-то, а приличный человек.
– А ты забыл, что я не приличный человек, а вчерашний киллер, что на мне не один десяток душ? – совершенно трезвым голосом поинтересовался Окулист.
