Система Демиругии идеальна. Все подчинено, задокументировано и запротоколировано. Каждое действие, шаг и мысль строго упорядочены. В такой системе воспитываются лишь идеальные люди. Но проблема природы человека в том, что он может лишь стремиться к идеалу. Приближаясь максимально близко к этому понятию, человек не может его достичь. Такая вот математическая гипербола стремлений. Для всех Сурнай был истинным солдатом, не имеющим слабостей и просчетов. Однако и он человек. К сожалению, всего лишь человек.
В крайний день недели, после усердной службы, когда его отделение практически по собственному желанию заступало в наряд, Сурнай Козинский уходил из части. Брал увольнительный талон и шел в город. Он оставлял сумку с военной формой под автобусной остановкой, переодевался в обычную одежду, что было запрещено, и ехал к цивилизации. На глаза вечно был надвинут большой серый капюшон, мешковатая одежда позволяла слиться с жителями города. Интересно, что здесь каждый хоть как-то пытается закрыться от окружающего мира. Отгородиться от той восхитительной действительности в Демиругии. Поэтому человек в капюшоне не контрастировал на фоне толпы.
* * *
Выйдя на первой же остановке, Сурнай отошел за нее и запрокинул голову. Он полной грудью вдохнул свежий вечерний воздух. «Здесь даже осенняя сырость воспринимается по-другому», – негромко сказал он и улыбнулся. Свистел ветер с холодными брызгами, темные тучи рвано метались по небу, а Сурнай стоял, дышал и счастливо улыбался, ведь вокруг все было прекрасно. Единственный раз за месяц молодой лейтенант мог позволить себе маленький бунт против своих внутренних рамок. Он оглянулся на дорогу к военной части, слегка воровато осмотрелся и зашагал перпендикулярно дороге. Идти нужно недолго, да и этот путь можно было сократить, выйдя на три остановки позже, но по двум причинам Сурнай сознательно вышел раньше. Во-первых, соблазнительная возможность пройтись одному по городу пешком предоставляется чересчур редко. А во-вторых, кто знает, сколько людей в автобусе было соглядатаями Надзора Над Общественностью. Здесь, на «гражданке», они зверствуют не на шутку, следят за всеми неугодными. «Так что прогуляюсь-ка я пешком, целее буду, – весело ухмыльнулся Сурнай, – не известно, что на уме местных спецслужб. Они даже не по Уставу живут, не понятно, что и как делать. А по незнанию можно и вляпаться в неприятную ситуацию».
С этими мыслями товарищ Козинский шагал по пустеющему городку и примечал, что происходит вокруг. «Странное ощущение. Вроде из части выехал, а изменилось не так многое. Дома выше, да только сдается мне, что люди там не лучше живут, чем мы в казармах». Серые коробки девятиэтажек жадно облизывали мраком и холодом взгляд проходящего мимо Сурная. Ветхие подъезды, от которых за километр несло мочой, отлично сочетались с красными полотнами агитационных плакатов. Дома нависали над детской площадкой смердящим бетонным мешком. Людей не было. Дорога разбита, из-под развалившегося асфальта торчит куст с большими иголками. Что это за куст, Сурнай не знал, биологии в армии не обучают, но наверняка очень храбрый и безрассудный, раз решил вырасти посреди дороги.
Посреди Демиругии.
Сурнай шага не сбавил, стараясь пройти эти мрачные кварталы как можно скорее. Замызганный карцер, одиночная камера для целого народа немного грубо, но так точно отражает действительность.
