Аня ближе притянула к себе еще не высохшего волчонка и прошептала:
– Он ведь позвонит, Маркус? Да? Ну, что ты так смотришь? Конечно, он позвонит!
Она еще долго лежала в темноте, а когда пришли девчонки, притворилась спящей. Меньше всего сейчас хотелось говорить о прошедшем вечере.
– О, наша красотка дома! – воскликнула Настя, включая свет.
– Да тихо ты, разбудишь, – зашипела на нее Соня.
– А я надеялась, Q-семь раздвинет ножки нашей недотроге.
– Даша! – возмутились обе девушки. – Нет, а что такого я сказала?! Пора бы уже, сколько можно резину тянуть?
– Это вообще не наше дело! – оборвала Соня подругу.
– Ставлю свою стипендию на то, что он пытался, а наша Анька его послала, – хохотнула Настя.
«Дорогая, ты только что осталась без стипендии, ибо, как это не омерзительно признавать, но послали, как раз, меня» – горько усмехнулась Аня.
Подруги еще некоторое время что- то обсуждали, она уже не слушала, погружаясь в собственные невеселые думы.
Утро встретило ее дождем и тучами. Природа была солидарна с ее паршивым настроением.
В такие моменты больше всего на свете хотелось домой, к бабушке. В их такую теплую и уютную гостиную, пахнущую хвоей и булочками с брусникой и яблоками: упасть в одно из старых, но таких родных кресел, отдышаться, перевести дух после суеты большого города, а после коснуться гладких клавиш любимого пианино, превращая чувства в звуки: выплескивая боль в минорных аккордах, а любовь в мажорных.
Аня никому не рассказывала об этом своем увлечении, хотя семь лет усердного труда в музыкальной школе едва ли можно назвать увлечением. Великолепный слух, музыкальная одаренность в совокупности с работоспособностью, делали мечты о музыкальной карьере реальностью. Но судьба распорядилась иначе.
В четырнадцать лет Аня готовилась к Международному детско-юношескому конкурсу-фестивалю «Сибирь зажигает звезды». Тогда и случилась ее трагедия – крышка фортепьяно упала на руки, сломав шесть пальцев. Это было крушением надежд, но Аня не верила до конца, просила ставить анестезию, корчилась от боли, но играла сломанными пальцами, умирая от понимания, что это уже не та игра. О, какая это была мука хоронить талант из-за случайности, но она справилась. Бабушка, как и всегда, была ее опорой, они пережили это падение вместе. Несмотря на травму, Анна окончила музыкальную школу. Наверное, из гордости, упрямства и еще потому, что всегда доводила дело до конца, но о жизни в искусстве больше не мечтала. Это не было капитуляцией, просто сломанные пальцы срослись неправильно и не позволяли таланту воплощаться в жизнь, а быть посредственностью Ане не хотелось. Вскоре у нее появилась мечта помогать людям. Аня хотела стать хирургом – ортопедом, возвращать людям способность к движению, ибо движение есть жизнь.
Сейчас же она больше всего мечтала сесть за свою старушку «Оду», которую подарила ей бабушка на десятилетие, и забыться в чувственном водовороте Моцарта или Шостаковича. Но, увы, она должна идти на работу и забываться в запахах дезинфектантов и рабочей суете.
Телефон Аня решила оставить дома, чтобы не смотреть каждую секунду на дисплей в мучительном ожидании. Ей очень повезло – работы было на удивление много, а потому времени на переживания не осталось, но возвращаясь в общежитие, она не просто торопилась, неслась, как сумасшедшая в лихорадочном волнении и нетерпении.
– Нюська, привет! – помахала ей Соня из-под кучи книг, которыми обложилась на полу их комнаты.
