За поворотом судьбы - страница 5

Благодетелем, сейчас давно вышедший на пенсию, являлся отцом друга двоюродной сестры Кати.

«В мой первый рейс была очень плохая погода, шла штормовая гроза, и самолёт болтало из стороны в сторону. Весь полёт я провела на служебном сиденье у входа в кабину пилотов, ничего не видя и не слыша, кроме целлофанового пакета перед собой и рева бури за иллюминатором. Я жестоко страдала, меня выворачивало наизнанку.

Думала, что меня уволят, как только мы вернёмся в аэропорт. Но, видимо, мне было необходимо пройти огонь, воду и медные трубы, и судьба дала ещё шанс.

В конце рейса, немного придя в себя, старшая стюардесса, оказавшаяся очень доброжелательной женщиной, подсказала способ, которым можно было привести себя в работоспособное состояние к следующему разу.

Все три дня, что отделяли меня от новой попытки полёта, я массировала точку за ухом, отвечающую за вестибулярный аппарат человека, до изнеможения, до боли пытаясь нормализовать его работу.

Неужели всё кончится, так и не начавшись?

И через три дня, едва сдерживаясь, борясь с тошнотой, прикидываясь, что у меня всё отлично, я выдержала рейс…»

А потом, ещё несколько взлётов и посадок, и, наконец, ко мне пришло чувство, что могу летать, не пользуясь точкой для массажа.

Всё бы хорошо, да характер меня вынес на другие проблемы. Кому-то приходилось работать на кухне, другие шли обслуживать пассажиров в салон. Интереснее, конечно, было идти в салон, особенно на московских рейсах.

Столичный рейс считался элитным, там всегда можно было встретить немало «денежных мешков», которые за сервис на высоком уровне и за должное обхождение могли и чаевыми одарить, а интеллигентные и культурные люди могли бы и телефончиком побаловать. Незамужних стюардесс в «Аэрофлоте», увы, было большинство.

Было смешно наблюдать, как некоторые стюардессы, навертевшись перед зеркалом, напудрившись и нарумянившись, одернув короткую юбку, мчались к пассажирам.

А меня как безответного стажера постоянно ставили на кухню. Правда, когда мы везли рабочих-вахтовиков в Сибирь, тогда, не спрашивая моего согласия, меня выпихивали в салон. Усталые, грязные, потные пассажиры никого из экипажа не интересовали. Кстати, и меня тоже… В свои восемнадцать лет я думала, что неотразима и хотела получить свою долю внимания. И получила.

После окончания своей работы, когда до прибытия в аэропорт остаётся минут пятнадцать, стюардессы любят занимать свободные места среди сидящих в салоне. Это гораздо удобнее, потому что служебные места – маленькие складные стулья, прикрепляющиеся к стенкам у выходов самолета.

Как-то, когда я разносила чай, один из пассажиров – симпатичный молодой мужчина, сидящий в самом конце самолёта, пригласил меня, если будет время, поболтать. Не находя в этом ничего предосудительного, – другие стюардессы делали то же самое, – по их примеру на время посадки самолета подсела на пустующее место рядом с этим человеком. Пока мы с ним о чём-то говорили, мои коллеги, которые все на этот раз остались на кухне, несколько раз нервно выглядывали из-за шторки, отделяющей служебное помещение от салона. Не придав этому никакого значения, я спокойно болтала с общительным молодым человеком.

После этого был первый донос на меня! В нем значилось, что я «флиртовала с пассажирами, гнушаясь своими обязанностями»…

Но об этом я узнаю гораздо позднее, когда истечет время контракта. А пока полеты-рейсы продолжались.