– Стой, кто идет? Предъявите паспорт! – раздался нечеловеческий, металлический голос. – Остановись, живое существо!
Собственно, профессор так и поступил – замер на месте, не сколько от страха неизвестности, а из-за того, что лихорадочно пытался вспомнить, что же такое, этот неведомый паспорт, и с чем его употребляют в пищу, если конечно, он для этого предназначен. Но тут все мысли профессора разом изменились, потому что то, что предстало перед ним, по своему виду было достойно графического полотна спятившего художника-историковеда. Навстречу профессору из-за ближайшей кучи космического лома выкатился робот. По сути, про это металлическое нечто только и можно было сказать то, что это робот. И все на этом! Потому что этот робот абсолютно не был похож ни на один известный профессору тип роботов даже отдаленно. И кажется, он был сделан из стали! Да уж, большего роботехнического атавизма профессору Верховицкому наблюдать ещё не доводилось! Сталь! Позавчерашний день истории! И это при современном разнообразии ресурсов! Это и мертонилиум и рутий, да на худой конец лонкелий, а тут – сталь, которая, если вспомнить школьный курс металогии, идеально подвергается разрушающему воздействию множества внешних факторов! Проще говоря – ржавеет. Пятна ржавчины на темно-красном корпусе робота являлись прямым тому подтверждением. Голова у робота была плоской, по обоим сторонам лица мерцали два глазных датчика, а нижняя челюсть, казалось, вот-вот отвалится, причем без всякого удивления, хотя роботы вообще не способны на эмоции. Его конструкцию дополняли два вполне приемлемых манипуляционных захвата, говоря простым языком – две руки. Плюс еще неуклюжая клешня в сложенном виде располагалась за спиной и выглядывала из-за правого плеча. А за левым плечом был виден вполне серьёзный лазерный резак. Насколько знал профессор, таким резаком можно было запросто разделить надвое все, что угодно, резак одинаково превосходно справлялся как с неорганикой, так и органикой. Тело робота прочно покоилось на допотопном, судя по всему, самодельном гусеничном шасси, потому что такие древние ходовые механизмы профессор видел лишь в школе, на уроках истории. В век гравитационных, импульсных и лазерных ходовых установок гусеничное шасси ну просто никаким образом не вписывалось. Надо ли говорить, что передвижение робота, если эту конструкцию можно было вообще так назвать, сопровождалось жутким лязгом и скрежетом?
– Цель визита? – робот тем временем продолжал вести допрос.
– Друга увидеть,– ответил порядком ошалевший от такого приема профессор.
– Написано же! – сказал робот. – Ты сюда не ходи, ты отсюда ходи! А то гравитрон в башка попадет! Ликвидировать, нельзя помиловать!
– Да мне друга повидать! – с одной стороны профессор и предположить не мог, что когда-нибудь он так спасует перед какой-то кучей лома, которая лишь каким-то неведомым чудом способна внятно функционировать, но с другой – лазерный резак за спиной этого шедевра неведомо чьей инженерной мысли был вполне современным и здорово профессора смущал.
– Может тебе дать ещё ключ от квартиры, где деньги лежат? – поинтересовался робот, подъезжая поближе. Резак за его спиной пришел в движение. Профессор Верховицкий мысленно попросил прощения у дочери, простился с жизнью и уже собирался опубликовать в соответствующем разделе Нейросети свое электронное завещание, когда вдруг услышал так хорошо знакомый ему голос, хотя не слышал он его уже порядочно давно.
