За тридевятью морями - страница 41

Секретарь показывает Рытову фото из газеты. На фотографии представительный кубинец в военной форме. Это отец Марии при регалиях. Это производит на Рытова впечатление.

– Понимаю… Я… и обязанности свои знаю. И, честное слово, мне кажется, что вины моей здесь нет. Это же любовь по большому счету. Между хорошим нашим парнем и хорошей, порядочной кубинской девушкой. Ромео и Джульетта, так сказать. Вам тоже, наверно…. В общем, наши дружественные нации… Молодые ребята… Спасибо Вам.

– За что спасибо?

– За то, что так все удачно разрешилось. К всеобщему удовлетво… согласию! Будет исполнено. Такую свадьбу отгрохаем! Весь остров закачается!

– И чтобы подарки были достойные. От посольства тоже подарок будет. И от Вашей части тоже должен быть подарок. И этой… как ее… строганинки… из тунца на стол хорошо бы. И от наших бравых комсомольцев будет. Эх, Рытов, Рытов! Все! Я занят. Исправляйтесь!

– Есть исправиться! Обязательно исправим, Петр Михайлович! Качественно и красиво все оформим! И строганинка обязательно…

Рытов, пятясь, выходит вспотевший из кабинета.

Мария и Владимир подходят к костелу, останавливаются перед входом.

– Вообще-то я атеист, хотя бабушка говорила, что крестила меня… подожди, но мы православные, вроде…

– Это не имеет значения. Я же Деву Марию просила… и должна ей тебя показать и поблагодарить ее.

Мария берет Владимира за руку и тянет его к входу. Из костела выходит монахиня. Мария бросается к ней.

– Здравствуйте, матушка, вы, наверное, не помните меня… Я приходила просить Деву Марию. Вы мне помогли. Монахиня улыбается Марии и Владимиру.

– Конечно, помню, Мария, мы же вместе молились Пречистой Богородице.

Монахиня крестит молодых.

– Будьте счастливы, дети мои. А молодой человек… Он… иностранец? Русский?

– Русский, матушка.

– Это хорошо. Русский-это хорошо! Да Вам бог счастья!

В кабинете Военсоветник в кубинской военной форме без знаков отличия и Владимир в такой же форме.

– Вы, Владимир Максимович Ершов, нарушили правила поведения советских загранкомандированных за рубежом, о которых Вам было прекрасно известно. Нарушили?

– Нарушил. Но я люблю…

– Считаете себя виноватым?

– Виноват, товарищ полковник. Но я полюбил…

– Что ты мне заладил: полюбил, полюбил. Послушайте меня внимательно и запомните крепко на будущее. Ты поступил неправильно. Я не говорю нехорошо, а говорю неправильно. Где эта черта стирается, черт ее знает! Неправильно в том смысле, что Вам, военному человеку, офицеру, переводчику нельзя нарушать установленных для беспрекословного выполнения норм, правил, приказов и распоряжений. Иначе из Вас не будет в будущем хорошего офицера. Какой это офицер Советской Армии, который нарушает приказы? А раз Вы переводчик, то и дипломата из Вас хорошего не получится. А ты мне: люблю, люблю. Вижу, что любишь. И любовь свою отстаиваешь и защищаешь. Эх, Ершов, Ершов! Действительно ты ершистый молодец. Оправдываешь ты свою фамилию! Я тоже, признаюсь, тебе, ершистый. Поэтому наказывать Вас не буду. Рука не поднимается. Но внушение Вам сделать – мой долг. Ладно, прощаю тебя. Как отец. Иди и будь счастлив со своей возлюбленной. Как ее хоть зовут?

– Мария.

– Хорошее имя. Наше. Все. Свободны.

– Огромное Вам спасибо, товарищ полковник. Больше подобное никогда не повторится.

– Это как Вас понимать? Что еще на одной кубинке не женишься? Так что ли?

– Нет. Что Вы! Я не это, не так хотел сказать… Я…