Вот ни разу сам не отец, чтоб хоть что-то предъявлять к таким моментам, и вообще не разбираюсь в детях, но сейчас мне кажется дико несправедливым происходящее. В чем вина девушки, которая итак испугалась от случившегося, и теперь выслушивает явные нравоучения? Или даже обвинения… Я не понимаю, и сжимаю руль покрепче, чтоб не влезать в это.
Поговорив, Софа снова тянет мне трубку, и я зачем-то перехватываю ее ледяную ладонь, сжимая в своей. В ответ глаза девушки удивленно распахиваются, и зажигаются таким свечением, что я вмиг отбрасываю вопросы «зачем_почему».
Захотел.
Просто захотел чуть погреть девчачьи ладони. Что в этом такого?
Софа, не будь дурочкой, тут же сует мне в руку вторую ладонь, и теперь я сжимаю тонкие пальцы девушки, разговаривая с ее отцом по телефону.
Прекрасно, блин. Интересно, как бы отреагировал на это Березнев?
- Слушай, Роб, - голос полковника натянут и тверд, и я знаю этот тон – сейчас тому как никогда тяжело сдерживаться, и лучше в таком состоянии с начальством не спорить, - можно тебя попросить побыть с Софьей до моего приезда?
- Э-э…
Он серьезно?!
- Знаешь, она ребенок и оставлять ее одну в таком состоянии не хочется, - продолжает Березнев, а я смотрю на «ребенка», что жмет свои руки в моей, и с каждой секундой отогревается все больше, - плюс ко всему я боюсь, как бы она не натворила еще больших глупостей до моего приезда.
А о моих глупостях кто-нибудь тут думает?!
Я сжимаю зубы, про себя ругаясь, что Софа не была бы так взвинчена, поговори полковник с ней нормально, и не наказывай непонятно за что. Но с другой стороны, снова – кто я такой, чтоб давать указания, как воспитывать? Поэтому надо отказаться, обязательно надо, пусть даже Березнев будет недоволен…
- И потом, родители этого Свистунова далеко не последние люди в городе. Боюсь, как бы они не решили прийти надавить на Софу, пока меня нет…
Что?!
- Я прослежу, - вырывается прежде, чем мозг очухивается от вспышки гнева, и начинает думать, - все будет в порядке.
- Спасибо. Постараюсь завершить все дела тут пораньше, - чуть легче выдыхает полковник, и я прощаюсь, понимая, как влип.
Убираю телефон, медленно поворачиваясь к девушке, что смотрит на меня слегка сонным, уставшим взглядом, но при виде моего лица все же улыбается, словно радуется тому. Что видит.
Клянусь, никто в жизни не смотрел на меня так. Это выражение лица, эмоция, которую сам я испытываю очень редко – словно ты утром спешишь на работу, а на середине моста замираешь, застав восход. И смотришь, как теплые лучи проталкиваются из-за горизонта, щуришься от света, и улыбаешься, испытывая вдруг желание жить и идти чуть легче и счастливее. Вот тогда появляется эта улыбка и сияние из глаз, которое сейчас я вижу у изрядно уставшей и вымотанной Софы.
Это смущает и одновременно согревает, заставляя неуютно вести плечами, и чуть крепче сжать ее руки. Девушка с сонной улыбкой двигается поближе, наклоняя голову вбок, и интересуется с уже спокойной интонацией:
- Ну так, что там сказал полковник Березнев?
Вот это нервы у девчонки. Явно взяла у отца, как и весь, в принципе, характер. Интересно, а что-то от матери там осталось?
- Что с этого момента мы меняемся ролями, детка, - я с сожаление отпускаю ее руки, и открываю дверь машины, показывая, что пора двигаться, - и с этого момента твоя нянька я.
Она чуть хмурится, глядя в пол, затем на свои руки, и снова – на меня. Что-то мелькает в карих глазах, что-то, чего я не понимаю, но почему-то уже сейчас предвкушаю и боюсь, все больше понимая, какой скользкой и многогранной может оказаться просьба Березнева.
