Заброшка - страница 35
* * *
Передо мной поставили миску, по краям которой расплескался ароматный бульон – ложки не выдавали, и я осмотрелась, чтобы не выделяться из толпы: длинношеие опускали головы к самым тарелкам и, обхватив их, выпивали суп через край, а после, обмочив пальцы в емкостях с мыльной водой, доедали мясо и клейкое зерно руками. Так себе удовольствие, но живот урчал как умирающий кит, поэтому пришлось повиноваться местным традициям. Я робко попробовала бульон, но, восхитившись его вкусом, выпила все до остатка. Когда осталась только изогнутая кость с волокнистым мясом и клейкие бобы, остановила себя: кто знал, чем питаются местные – вдруг, не знаю, домашними кошками? А бобы выглядели ничего, но руками есть не горела желанием.
Пока спутники наслаждались едой, я пила странный сок, по вкусу напоминавший березовый с нотками бузины, и рассматривала забегаловку. Сколотый из досок навес был затянут плотным тентом, и помещение свободно продувалось ветерком. В углу около замызганного кухонного оборудования стоял рокурианец – новые знакомые называли их так, – и его голова терялась где-то под потолком. Видимо, время от времени шеи приносили хозяевам дискомфорт, и они нуждались в том, чтобы вытягивать их и разминать. Необычные существа.
Я перевела взор на спутников, что сидели напротив нас с Яном. Партизан Харот уничтожал порцию за порцией – в его арсенале числилась стопка мисок, и он опустошал четвертую. Харот выбрал пенистый напиток зеленоватого оттенка, который превращал его обгоревшее лицо в малиновое нечто. Чего не скажешь о напарнике Партизана – элегантный Гильгамеш, чья кожа переливалась благородной бронзой под звездами, чинно наслаждался тем же напитком, что и я, периодически ловя мой взгляд и мимикой извиняясь за поведение старика.
Прежде чем мы пошли на мировую и вместе отправились на обед, Гильгамеш предупредил нас, что внештатная ликвидация «заброшки» привлечет не только Агентство Иномирной Недвижимости, но и иных лиц. Он предположил, что можно ждать кого угодно, включая послов соседних миров. Я сразу подумала об Инитии – как о метрополии Ро-Куро.
– То есть вы типа как пираты? – спросила я, и Партизан Харот зыркнул на меня, как на врага. – Что?
– Каперы, – с улыбкой поправил Гильгамеш. Его ладонь легла на плечо борова, который вернул морду в миску и продолжил набивать желудок.
– Те же грабли, вид сбоку, – отозвался Ян. Он не притронулся к еде и вызывал у меня опасения, что превратится в шаблон прямо здесь, за столом. Хорошо хоть дерзить сил оставалось. – По мне, сталкеры – грабители и клептоманы, и не так важно, ради каких медведей они ворошат пчелиные гнезда. – Макет взял салфетку и прикрыл ей рот. Шумно выдохнув, добавил: – Все ради меда.
– Ой, кто это там воздух сотрясает? – Харот приложил к уху ладонь, делая вид, что не слышит. – Один черт языка детских куколок не понимаю!
– Остынь, Партизан, – сказал Гильгамеш. Подперев ладонью щеку, он улыбнулся Яну. – Ты, видно, высокоморальная личность. Я называю тебя личностью, потому что ты индивид. У тебя свой, не похожий ни на какой другой, фатум, а у Януса – свой.
Я округлила глаза:
– Вы знаете Януса?
– Мы каперы Альянса Ай-Хе, миледи, – улыбнулся Гильгамеш. – Нам известно, кто такой Белый Вейнит, ибо мы чтим семью Лебье-Рейепс.
Признаюсь, в животе защекотало: мне льстило, что моего парня знали в иных мирах, и чувство гордости вернуло меня в беззаботные времена, когда пускала на стервятника слюну, будучи мышкой. Ничего, выходит, не меняется.