Забытая серенада - страница 13

– Я больше тебе не служу!

Волк развернулся и ушёл, держа на руках бесчувственное тело девушки в закоптевших, а местами покореженных доспехах. За спиной он услышал:

– Ты знаешь, как я обхожусь с предателями. Жди своего часа, Арон.

В его ушах, стоящих на макушке, звучал голос Тайрис: «Мы те, кого ты забыл, и те, кто не забыл тебя…»

***

– Левеллин, её нет уже три месяца. Может, вскроем конверт? – произнес Саз как-то утром.

Стоял пасмурный день позднего лета. На улице пахло свежим хлебом и пожелтевшими опавшими местами листьями. А ещё пахло приближающейся с севера грозой. «Что ты нам приготовил, о Годд?» – мысленно вопрошал жрец.

– Но Императрица велела открывать этот конверт только через четыре месяца. Как ты сам сказал, прошло только три, – для убедительности маг показал ему три длинных желтоватых пальца своей правой руки.

– Тебе не интересно? – неожиданно глухо спросил верховный жрец.

В кабинете мага были только двое. Полутьма. Множественные полки со старыми книгами с рунами на перелётах, магическими свитками и камнями. Деревянный стол, на котором стояли чернильница с пером, разложеные свитки, в углу был освещён парой свечей.

Саз встал с кресла, стоящего неподалёку от занавешенного тёмной непроницаемой для света тканью окна, и направился было к выходу, когда маг вдруг ответил:

– Мне? А вдруг она вернётся и увидит, что его открывали? А вдруг… – затараторил тот, но потом вдруг резко остановился: – Стой. А с каких это пор у священников появилась привычка совать свой нос в чужие дела?!

– Любопытство не порок… – лишь пробубнил жрец и вышел из кабинета.

Мыслями он был далеко за пределами замка, в храме Тайрис. До сих пор Саз винил себя за смерть Императора Гоме, за то, что не смог обеспечить ему безопасность в стенах священного места. Верховный жрец решил отправиться в храм.

Вечером, придя к ужину в замок, священник первым делом увидел Грогга, на котором не было лица. «Произошло что-то, пока меня не было. Интересно, что?»

После нескольких тяжёлых секунд молчания, гном тихим тусклым голосом произнёс:

– Саз, Камень Императора потух…

Эта новость была худшей из всех, что можно услышать за день. В глазах его потемнело и он с трудом оперся о стену, чтобы устоять на ногах. Его лицо побледнело. «Это конец». В своей жизни Саз не хотел услышать именно эту фразу. «Императорская династия, правившая тысячелетия, пресечена. Наследников нет… или есть?» В потускневших глазах старика мелькнул огонёк надежды.

– Грогг, где конверт?

Купец сразу же вынул его из-за пазухи. Он был вскрыт. «Видно, открывали…» Саз дрожащими руками взял конверт и достал в несколько раз сложенный пергамент. Долгие секунды. Ещё поворот, ещё один…

Лист был пуст…

Жрец схватился за голову, выронив из рук конверт и его содержимое. «Что делать? Что делать? Что?!»

Грогг, видя то, что случилось с ним, всё понял.

– Я тебя понял, друг, но Левеллин всё знает, – произнёс он.

Для Великой Равнины наступали тяжелые времена.

Городская площадь, на которой в обычные дни продавцы со всего города, а иногда и со всей Великой Равнины, выставляли свои лотки и торговали и на которой в праздничные дни собирались абсолютно все, чтобы принять поздравления Императора и его свиты, а вскоре превращавшаяся в самую большую праздничную ярмарку, где выступали лучшие артисты со всего мира Арто, сегодня собрались все. Люди кричали и бранились, а некоторые пили эль. То туда, то сюда сновали гоблины и гномы в грязных одеждах и таскали на головах подносы с выпивкой, едой и увеличительными приборами, чтобы лучше видеть, что происходит на большом пьедестале, стоящем почти у начала ступеней, ведущих вверх к замку. Вскоре появились трое, и шум немного стих. Придворный маг, который обычно ходил в темно-синем одеянии, теперь стоял перед народом в чёрном с серебристым отливом одеянии, рядом купец-коротышка – тоже в чёрных, коротких для человека, но впору для гнома штанах и тёмной, не чёрной рубахе, а жрец так и стоял в своём чёрно-белой мантии, как и надлежало ему быть. Временами из-за серых туч выглядывало солнце. Стояла невыносимая духота. Грогг и Саз часто протирали свои лица платками, а советник стоял так, словно и не чувствовал ничего. Выдержав нужную паузу, Левеллин заговорил, причём толпа стала утихать, чтобы услышать каждое слово, произнесённое мелодичным голосом: