Забытое королевство - страница 2

Два года, которые я провел в Кандине, или, как его называли в прежние времена, Дацзяньлу, оказались в целом несчастливыми, хотя поездки в отдаленные уголки провинции не обошлись без приятных приключений и забавных моментов. Руководство свежесозданной Сиканской провинции было, без всякого сомнения, наиболее прогнившим во всем Китае; к тому же оно пользовалось фактической независимостью от Чункина. О том, как местные чиновники мешали мне работать и стремились поставить меня в дурацкое положение, можно было бы написать целую книгу. Меня обвиняли сперва в сотрудничестве с японской разведкой, затем в шпионаже для Сталина, затем – для Гитлера; в конечном итоге меня объявили тайным правительственным инспектором. Несколько раз от меня пытались избавиться, но каким-то чудом мне каждый раз удавалось спастись. Наконец меня поместили под домашний арест. К счастью, доктор Кун, министр финансов и президент “Китайских индустриальных кооперативов”, вмешался в дела напрямую, прислав телеграмму и затребовав меня обратно в Чункин. Несмотря на досаду, я вынужден был признать, что пережитый неприятный опыт позволил мне во всех подробностях изучить внутреннее устройство китайской бюрократии в ее наихудшем изводе. В Чункин я вернулся уже не желторотым и неопытным простаком-иностранцем, полным идеалистических чаяний, но настоящим китайским чиновником, чьи знания позволяют ему бороться с любыми махинациями мошенников, которыми так и кишели государственные органы. Среди чиновников Сикана у меня были и друзья, которые – конечно же с глазу на глаз – делились со мной весьма полезными сведениями о хитросплетениях административных интриг.

На приеме у доктора Куна в Чункине я рассказал ему правду. Я знал, что это выведет его из себя; так и случилось. У китайских правительственных чиновников не принято было ставить вышестоящих лиц в неловкое положение, вовлекая их в решение своих проблем. Чтобы спастись от начальственного гнева, требовалось, как в пословице, стать мудрым, точно змея. Другими словами, от чиновника ждали, что он проявит смекалку и перехитрит остальных хитрецов. В глазах доктора Куна я вел себя как очередной глупый европеец, из-за которого трения между могущественной администрацией провинции Сикан и слабым правительством только усиливались – чего последнее старалось всеми силами избежать в эти непростые для страны времена.

– Я хотел бы поработать в Лицзяне, – робко прибавил я в конце приема: хотя я никогда прежде там не бывал, я достаточно слышал о тех местах и надеялся, что мне там понравится. Мой благодетель бросил на меня свирепый взгляд сквозь стекла очков.

– Кто из нас решает, где тебе работать – ты или я? Поедешь туда, куда я скажу!

Отчего-то я не мог избавиться от ощущения, что под напускной строгостью доктора Куна скрывалась доброта. Меня временно приставили к головной конторе “Кооперативов” в Колошане, прелестном курортном городке примерно в тридцати километрах от Чункина – повсеместные бомбардировки обходили его стороной. Наконец я получил приказ переместиться в юньнаньскую штаб-квартиру компании, расположенную в Куньмине. Это был хороший знак: в Куньмине царила намного более приятная атмосфера, чем в Колошане, где плелись бесконечные интриги.

В Юньнани жизнь текла относительно размеренно – контора располагалась в прекрасном храме в двадцати пяти километрах от Куньмина, поблизости от озера Куньмин. Однажды меня послали разведать обстановку в Паошане и Тэнъюэ. Не предупредив никого ни словом, я поехал кружным путем с заездом в Лицзян и сразу же понял, что кооперативы следовало бы развивать именно там, а не в Паошане или Тэнъюэ, где не было ни стройматериалов, ни рабочих, – оба этих города служили прежде всего перевалочными пунктами для армии и грузовых перевозок. Отразив свои наблюдения в рапорте, я предложил центральному штабу компании послать меня в Лицзян. Мое предложение было встречено сухим отказом. Не принесла результатов и вторая деликатная попытка.