– Нет, – я качнула головой, – Шамир не опытов испугался. Он пожалел. Тех, кого пустят в расход ради подготовки этого самого материала. Он не хотел платить такую цену. А ты не понял. Ты, безлетный, вечно живущий, возвращающийся, не понимаешь цену жизни. Люди – материал, да? А ведь каждый из нас – это жизнь. А жизнь – не материал. Я видела итоги первого опыта – тогда вы использовали мёртвые тела. Но кто-то из тех, кто отдал им силу, погиб. Шамир понял. Искры поняли. А вы...
– А что важнее? – вкрадчиво поинтересовался он. – Шамир или горстка людей? Если Шамира почистить, он сможет создать какую угодно жизнь в любых количествах. А мы? Что способны создать мы? А если Шамира не станет? Выживем ли мы в мёртвом мире? А если вызванное нами стихийное бедствие не только людей уничтожит, но и его?
– А чего ж ты не дождался этого бедствия? – я подняла брови. – И убивать бы никого не пришлось. И была бы у тебя бездна... материала. Так и скажи, что не хотел ждать. И решил сам стать этим бедствием.
– Честно говоря, я об этом думал, – Стужа кивнул. – Пара-другая сотен лет – ничто для нас. Но не для вас. Вы были бы готовы. Вспомнили бы что-нибудь. Придумали бы защиту. И добили бы мир последним ручьём своей силы.
– Ключевое в твоей теории – «бы», – не сдавалась я. – Ты не знаешь, как бы всё было на самом деле, только предполагаешь. А значит, это не причина. Есть что-то ещё, – и ткнула наугад: – Что, надоело быть в тени создателя? Мне рассказали легенду, которую искры забыли. Вы – эхо Шамира. Единственные подобные ему создания. Захотелось догнать и перегнать? Но кто дал тебе право распоряжаться судьбой тех, кого не ты создал?
Глаза Забытого нехорошо блеснули:
– Мало ты знаешь о безлетных. Мы приводили вас в живой мир и уводили обратно с зари времён. Это благодаря нам в мире расцвела жизнь и появилась Гиблая тропа, чтобы очистить Шамир от переизбытка душ. Да, в те времена, до опытов, мы занимались Гиблой тропой меньше, чем сейчас, когда многие безлетные стали Уводящими, лишь бы не протухать без дела. И чтобы мне поменьше вероятных знающих досталось. Но, Верна! Мы занимались чисткой Шамира тогда, когда вас, искрящих, ещё даже не придумали. Не говори мне, на что я имею право, а на что – нет. Право присматривать за ним и очищать его от излишков силы Шамир дал нам сам. Давным-давно. И я занимаюсь тем, для чего создан.
Пол снова вздрогнул, и по пещере эхом разнёсся тоскливый вздох. Забытый напрягся:
– Что он говорит? – и требовательно уставился на меня. – Я знаю, ты хорошо понимаешь речь Шамира. Что?
Я прислушалась к ощущениям и тихо ответила:
– Он очень опечален тем, как ты извратил свою суть, – и честно добавила: – Я бы объяснила, почему, но таких тонкостей не понимаю. Только основную эмоцию.
Пещеры снова вздрогнули, но на сей раз это был не Шамир. С потолка посыпалась ледяная крошка. Пол слегка потеплел. Сугробов поубавилось. Стужа заозирался, а у меня вдруг зачесалась ладонь со звездой. Я сжала кулак и спрятала её в карман куртки, а Забытый нахмурился и исчез в снежном вихре – на вдох-выдох, но Вёртке этого хватило, чтобы молнией метнуться к Зиму и пробраться под лёд.
– Странно... – Стужа появился у дальней стены. – Никого. А кажется, что... кто-то.
Я крепче сжала кулак со звездой. Догадка возбуждённо забила крыльями, но я запретила себе о ней думать. И, отвлекаясь, торопливо выдохнула:
