Забытые. Боги третьего тысячелетия. Книга первая - страница 34

Покрутив розу в пальцах, затыкаю её за край лифа – пусть все видят, что они опоздали.

С противоположной стороны танцпола улавливаю знакомые вибрации.

Маркус. Спрятав руки в карманы, он пристально следит за русским послом. Ощущаю его подозрительность и желание избавить меня от навязчивого незнакомца.

«Мне он тоже не нравится. Но нарушать правила фигуры не буду.»

Брат бросает на меня хмурый взгляд и исчезает в толпе.

Признаюсь, его компания сейчас более желанна, чем чья-либо. Но игру нужно доиграть.

Какого дьявола я тут делаю каждый год?!

За двадцать лет во главе Республики я так и не смог избавиться от надзора Гарда. И в свои шестьдесят шесть обязан являться к нему по первому зову. Как шнырь в местах лишения свободы.

Это положение повергает в исступление каждый раз, как в голове звучит «обсудим насущное» с указанием места и времени.

Когда он предлагал мне эту работу, он обещал свободу власти. Но умалчивал, что в строго очерченных им рамках. Я понял это слишком поздно.

Но когда-нибудь его глобалистская империя потерпит крах. И их «божественный» миропорядок рухнет как карточный дом.

Очень надеюсь, что я доживу до этого дня.

Десять минут ожидания превращаются в двадцать семь. Гард не отличается пунктуальностью, и это злит до судороги в челюсти.

За это время успеваю скурить трубку и шесть раз оглядеть комнату, где назначена встреча: на стенах – красное дерево, на диванах – телячья кожа, на дубовом паркете шёлковый ковёр, у северной стены – резной мраморный камин. Повсюду стоят изящные столики, хрустальные лампы и бархатные кресла. В буфете напротив, освещённые бликами хрусталя, поблёскивают графины с виски, коньяком и бурбоном эксклюзивных сортов. На столике рядом в деревянном футляре лежит коллекция сигар, таких же редких и дорогих, как и всё, чем владеет Виктор Гард.

У входа возникает движение.

Неужели.

Дверь отворяется, и в свете проёма появляется могучая фигура Гарда и изящная – Колиньяра. Хозяин и его верный пёс.

Оба молча проходят вглубь комнаты. Колиньяр усаживается на диван напротив, Гард разливает виски. Он прекрасно знает, что я не переношу спиртное, но каждый раз пытается уязвить, протягивая стакан.

Сегодня Гард просто ставит гленкерны6 на низкий столик, разделяющий диваны, и усаживается рядом с Колиньяром. Который силой мысли притягивает к себе один стакан и с удовольствием вливает в себя янтарное содержимое.

– Герман, как вам вечер?

Ненавижу этот заботливый хозяйский тон. Что за привычка разговаривать со всеми по-отечески, будто его действительно интересуют чьи-то мнения и проблемы, кроме своих?

– Слишком шумно, и в глазах рябит от роскоши, – даже не пытаюсь скрыть раздражение.

– Разве вам не приятно наблюдать за цветом вашего государства? За этими людьми будущее, и им нужно ваше внимание.

– Ну да. Только почему-то вы удерживаете их внимание на себе.

Сохраняю хладнокровное выражение, но едва сдерживаюсь, чтобы не состроить презрительную гримасу. Гард в лице не меняется, но воздух вокруг него заметно холодеет. Настолько, что запотевают изнутри стаканы на столе.

– Всё верно. Но это не значит, что ты можешь обиженно надуться и заползти в тёмный угол, Герман. Ты выполняешь свои задачи, я – свои, – Гард закидывает ногу на ногу, усаживаясь удобнее, и неспешно притягивает на ладонь второй гленкерн. – Когда двадцать пять лет назад мы обсуждали условия договора, пункт о любви и уважении верноподданных в соглашение ты не внёс. Не стоит настраивать электорат против себя и собственными руками рушить и без того низкие рейтинги.