– Почему в одной карточке срок действия год, в другой полгода, в третьей один месяц?
– Все зависит от поведения. Благонадежные получают вид на жительство на один год, потом продлевают и так далее.
– Что же вы в лагеря отправили и благонадежных тоже? – не выдержал Кондратьев.
– Начали плохо себя вести. Вы не представляете сколько неприятностей доставляют ваши соотечественники, огрызнулся месье.
– Хорошо, – оценил добытые документы Иволгин и попросил срочно найти машинистку, пишущую машинку, стандартные листы и копировальную бумагу.
– Где я ночью все это добуду? – удивился Бертран.
– Тогда придется будить герра Хартманна, – огрызнулся Иволгин.
– Не надо никого беспокоить, скоро вернусь, – процедил сквозь зубы Бартран.
В три часа ночи начали печатать. Иволгин на ходу придумал форму. Наверху листа «Обращение» и потом регистрационный номер, прочерк. Затем требовалось указать данные на пропавшего родственника: пол, возраст, род занятий, когда мог оказаться во Франции. Шло пять пустых строчек для заполнения. Потом строка называлась: Сведения о заявителе, и те же пять пустых строчек. Печатали по три экземпляра, в дело пускали только копии. До пяти утра Кондратьев заполнял анкеты под диктовку Иволгина.
На правом крыле двухдверного БМВ был установлен флажок Швейцарии: на красном фоне белый крест. В 10 часов у дверей галереи стоял Акчурин, возле него пара женщин такого же, как он возраста. Подъехавшая машина привлекла внимание стоявших, и было видно, как посыпались вопросы. Беседа не разгорелась. Из машины вышел Иволгин, за ним Кондратьев с папкой под мышкой.
– У меня к вам только один вопрос, – набросилась на подъехавших дама в темно-зеленом платье, черной шалью на плечах и долгополой шляпкой.
– Мы прибыли сюда, чтобы выслушать все ваши вопросы, а также задать вам свои. Приглашенные собрались, господин Акчурин? – выпалил Иволгин.
– Прошу вас, господа, – Акчурин распахнул двери галереи. В приглашении полковника было столько гонора и величия, что невольно возникал вопрос: кто же такие, прибывшие особы?
Из передней поднялись на второй этаж, собственно именно там располагался просмотровый зал галереи. На стенах висела обычная мазня, именуемая живописью. Людское море, заполнило всю площадь в зале. Сидели на скамьях, стульях, раскладных табуретах, видимо принесенных с собой. У стены, что располагалась напротив входа, стоял стол и три стула. Иволгин решил, что для него, Кондратьева и Акчурина, но ошибся. Им навстречу вышла молодая красивая женщина в темном платье без каких-либо излишеств, с прической каре, без следов макияжа на миловидном лице. В принципе в дополнениях не нуждалась, женщина сполна получила от природы.
– Рада вас приветствовать, господа, я владелица галереи, мадам Катрин Морель. Тут собрались те, чьи родственники пропали в окаянные дни, которые перевернули всю нашу жизнь.
– Я хочу представиться, – начал Иволгин и коротко изложил свою биографию, потом биографию Кондратьева.
– Швейцарский комитет Красного креста получает обращения наших соотечественников со всего мира. Как правильно заметила хозяйка нашей встречи, окаянные дни перевернули нашу жизнь. В поисках родных к нам приходят письма из Аргентины, Парагвая, Китая и так далее. Мы привезли с собой данные на тех пропавших родственников, которые по всему должны были обосноваться во Франции.
Иволгин открыл папку, принесенную Кондратьевым, и вытащил заготовленные ночью листы.
