Через час женщина вернулась из глубины квартиры с фотографиями в руках, еще влажными.
– Короче покажу твои увечья одному знакомому хирургу. Если возьмется, поработаем вместе, если нет, сам понимаешь.
– Какой еще хирург? – возмутился Иволгин.
– Какой надо, – огрызнулась женщина.
После завтрака Ингер почти улетела вместе с фотографиями. Иволгин подошел к приемнику, звук приглушил и услышал немецкую бравурную музыку. Иволгин сошел с этой волны и начал искать другие станции. Когда зазвучала родная русская речь, то слезы навернулись на глаза. Неизвестное Совинформбюро говорило ровным уверенным голосом о кровопролитных боях, о победах локального значения. В этом голосе Иволгин услышал столько уверенности, что сомнений у него не осталось: и враг будет разбит, и победа будет за нами».
– Какие у тебя имеются документы? – по возвращении спросила с порога Ингер.
Рассмотрев со всех сторон удостоверение моряка, она бросила:
– Годится.
Иволгин непонимающе смотрел на нее и ждал, что скажет дальше это, судя по всему, неуемное существо.
– Одевайтесь, я отвезу вас в Упсала, здесь недалеко, семьдесят километров от Стокгольма. Там сдам вас в клинику. Мой друг хирург золотые руки, доктор Магуссон берется убрать все ваши особые приметы.
– Я на таких скоростях работать не привык, – Иволгин пытался осмыслить ситуацию.
– Я других скоростей не признаю.
– Я не знаю шведского языка.
– Вам будут оперировать не язык, а надбровье и щеку.
Иволгина уложили в отдельную палату, приставили сестру, говорящую по-немецки. И на следующий день утром сделали первую операцию, через день провели вторую. Веко хирург трогать не решился, боялся повредить зрение. Две недели Иволгин подвергался разным процедурам и перевязкам. Из палаты убрали зеркала, но ровно через две недели принесли зеркало и поставили перед пациентом. Сначала Иволгину показалось, что ничего не изменилось, наоборот, стало хуже. Левая сторона лица выглядела опухшей. Но потом, разглядев более внимательно места увечья, не увидел в надбровье глубокой борозды. То же самое не увидел на щеке. Но огорчился, что прооперированные места имели красный цвет.
– Повязку снимите через день уже дома. Краснота постепенно уйдет, но настоятельно рекомендую три раза в день в одно и то же время применять мою мазь. Скажу сестре, чтобы она вам выдала.
Иволгин сел на кровать и дождался, когда к корпусу больницы подкатил серый Бьюик, американская модель шведской сборки.
– Все? – влетела в палату скоростная шведка, – мы уезжаем?
– Мне еще мазь не принесли, – сказал Иволгин капитулирующим голосом.
– Жди! – выкрикнула Ингер и скрылась за дверью. Через две минуты голова Ингер показалась в дверях и произнесла:
– Жду внизу.
Не успели выехать на трассу, ведущую в Стокгольм, как женщина без всяких предисловий схватила быка за рога:
– Премьер Хансон и король Густав гнутся перед немцами ниже плинтуса. Кабы вермахт взял Москву, как хотели в самом начале, то шведский нейтралитет приказал бы долго жить. Пока, конечно, тоже не сахар, начальник управления Имперской безопасности Мюллер состоит в переписке с начальником Стокгольмского отделения тайной полиции моим однофамильцем Лундквистом. В итоге в Стокгольм регулярно наведываются сотрудники гестапо для выявления немцев мигрантов. Выявить немцев еще половина дела. В один список они вносят благонадежных, в другой – противников войны. Работу им облегчает шведская молодежь, члены фашисткой организации «Коричнева гвардия». Наша задача – добыть эти списки. У меня имеются несколько вариантов. Ни один из них мне одной не под силу. Еще одна неделя впустую, будем соблюдать рекомендации доктора Магуссона.
