Иволгин надел очки, подошел к входной двери и распахнул ее. Первым стоял его давнишний знакомый, консьерж с военной выправкой. За ним высился молодой человек в плаще и шляпе. Это был его сын Александр. Иволгин Иван Алексеевич узнал его по фотографии, которую показывала мадам Морель. Между тем ребенком из воспоминаний и молодым человеком стояла высоченная стена, преодолеть которую сходу у Иволгина не хватило сил. Он сумел вымолвить:
– Это ко мне, спасибо, – впустил гостя в дом и захлопнул дверь.
Потом повернулся спиной к гостю и пошел в свою комнату, на ходу снимая очки и вытирая слезы. Вдруг плечи Иволгина затряслись, как у малого дитя. Молодой человек пошел за ним следом и уже в комнате прозвучало:
– Здравствуй, отец!
– Здравствуй, сын.
Объяснять словами состояние этих двух людей было бы совершенно бессмысленно. После их последней встречи в Таллине минуло четверть века. Все ушло в небытие и сохранились только размытые временем и событиями контуры.
– Я была предупреждена о вашем визите, – в дверях стояла Ингер, закутанная в шарфы, – но ничего не сказала вам, Иван Алексеевич, не хотела волновать. Свидание состоялось, и я очень рада. Все нужное для встречи найдете на кухне в шкафах. Мешать не стану.
Расположившись по холостяцки, выпили, закусили и потекли разговоры. Про баронессу, Вернера старшего, про этапы становления Алекса, его вхождения в жизнь. Как гром среди ясного неба прозвучало известие о кончине Зинаиде-Урсулы. Иволгин молча налил себе из бутылки и выпил залпом. Он не знал, как погасить возникшую душевную боль. Молчали долго, каждый думал обо дном и том же. Наконец, Иволгин поведал про свои мытарства. Ни сожалений, ни упреков в разговоре не звучало. Тему службы рейху перенесли в другие условия. Оба знали про коварство хозяев. Даже Ингер могла ничего не знать, а ухо Канариса или Кальтер Грунера могло слышать их разговор.
Казалось отец и сын могли до бесконечности вот так сидеть, даже молча, ни о чем не говорить, подчиняясь неведомым инстинктам.
Когда за окном стало темнеть, Алекс попросил отца проводить его до гостиницы. Он остановился в отеле в двадцати минутах ходьбы от дома Ингер. На улице для начала убедились, что за ними нет слежки. Алекс взял отца под руку и, они то ускоряли шаг, то замедляли, поворачивали в глухие переулки, расходились в разные стороны и сходились. Слежки за ними не велось.
– Сам того не ожидая, – начал Иван Алексеевич, – вляпался в игру с Аненербе и подошел к последней черте. Хотя выбора особого не имел. Мог очутиться в штабе РОА у Власова, но отказался. Мое спасение началось со знакомства с мадам Морель.
– Дорогой отец, все их старания не более чем мышиная возня по указке из Британии. Сам Канарис того и ждет, чтобы договориться с англичанами, конечно опосредованно, через подставных лиц. Еще в июле 1940 года адмирал сумел убедить Фюрера в нецелесообразности нападения и оккупации Англии.
– Чтобы объединить силы и ударить, сам знаешь…
– Совершенно верно. Хочу тебе сказать, что на континенте уже наличествуют военные силы, что верхушка рейха давно стремится завладеть Антарктидой, как центром будущей жизни на земле. Доподлинно знаю про функционирование радийной связи Антарктиды с Латинской Америкой. Англичан очень интересуют диапазоны связи, наличие радиовышек, ретрансляторов и прочее.
– Хочешь сказать, что ты вынужден что-то для них сделать?
