– Вперёд!
Вкуснейшая вода из ручья была в бутылке, которую предусмотрительной рукой…
– Вперёд!
Левая рука у меня была свободна тогда, то есть на гремячевском берегу. Ею я и подобрал пустую литровую бутылку…
– Вперёд!
Бутылку из-под вермута Виктор пнул ногой, а я подобрал и отмыл…
– Вперёд!
Виктору на галсах почему-то хотелось есть, а мне хотелось пить…
– Вперёд!
Пить можно было лишь воду, бывшую в бутылке, лежавшей у конца чётного галса, и на чётном…
– Вперёд!
На чётном галсе Павел делал остановку и на уровне колена писал что-то карандашом на дереве, а я отвинчивал пробку и полоскал горло…
– Вперёд!
Горло пересыхало, поэтому много воды я не пил, давал глотнуть Павлу, он бросал бутылку к третьему дереву на следующий чётный галс и…
– Вперёд!
И я превратился в механизм, и мне это…
– Вперёд!
Это было здорово! Это!
– Вперёд!
Здорово, это ожидало в конце галса…
– Вперёд!
В конце галса…
– Вперёд!
Ожидало…
– Вперёд!..
3
Я замер, потому что обнаружил движение. Мы шли от левого, знойного оврага к правому, прохладному. Оставалось до границы дубков метров пятнадцать, впереди виднелся чистый проход между рядами. Это была собака.
Она легко подбежала и встала передо мной. Тёмно-рыжий ушастый гончак, крепкий, с умной мордой и сочувствующими глазами. Всю жизнь мечтал иметь собаку!
Это значило, что поблизости лесник. Или смотритель.
– Собака… – просипел я, покряхтел и продолжил уже нормально: – Собака-собака, повернись ко мне мудами, а от меня зубами!
Если это народная мудрость, то как она действует? С надеждой смотрел я в глаза псу. Гончак помедлил, а потом развернулся и убежал.
– Докончим галс, – сказал я стоявшему столбом Павлу.
Мы так и сделали. Уже у края посадок, снимая лыжи-антенны, я догадался: опять на коридоре газопроводов люди из ВНИИСТа. Они и притягивают к себе людей и собак!
– Сколько? – спросил я.
– Всего двадцать один.
Я устал, но всё же пошёл к вершине оврага, вполз в кусты и добрался до края коридора газопровода. Возле появившейся там огромной трубы стояли четверо. В том числе – смотритель или лесник. Возле его ног застыл рыжий пёс. Мужик в галстуке что-то объяснял и показывал на приближавшуюся бежевую «Ниву». Она-то откуда?
Бесшумно перейдя через овраг, мы выбрались к разлапистой сосне. На мокрую одежду налипла тонкая пыль.
– На солнце пыльный брезент очень красив, – сказал Павел, похлопывая себя по рукавам.
Я согласился, и по тропе мы спустились на конус выноса.
Здесь царила прохлада, которой мы наслаждались полчаса.
4
А на острове песок раскалился, и, если бы не Волга, не тень от гор, можно было бы испечься. Отчаянно хотелось чаю, и я наконец занялся тем, чем и должен был заняться, – костром.
Сверху по Волге шёл теплоход, резал носом воду, торопился в Казань. «И чайки за кормо-ой, – доносилось оттуда, – сиянье синих гла-а-аз! Ах, белый теплоход!..»
– Странное у него название, – сказал Павел, – «Комарно». Почему?
– Это городок такой в Чехословакии, где теплоход построили, – объяснил я. – Комаров там много, вот и назвали место – Комарно. От комаров. Пришли, устроились жить, пригляделись – ну и комарно же тут, ребята!
Взгляд у Паши был отупевший от перенапряжения, отчего мне стало легко, потому что после галсов и встречи с собакой я и свою тупость ощущал вполне. Для завершения образа Павел ещё и затылок почесал, отчего козырёк его кепки съехал на нос.
И вот мы ложками помешивали в кружках чай, ждали, когда чуть остынет, и сами остывали. И ивы в ожидании вечера сладко шелестели серебристыми листочками. И ветви берёзы свисали длинными гирляндами. И комаров ещё не было. А Виктор, красный и виноватый, признался:
