Богданов нас учил. Мы его ценили за особенное состояние души – он ведь воевал, Берлин брал. Вдобавок на нашем курсе училась его дочь Лена.
Через месяц после похорон неожиданно объявился Павел Виноградов и собрал вместе Виктора Латалина, Сашу Конева и меня. На Гоголевском бульваре. Виделись мы после окончания института по разным поводам. Паша одно время у Конева работал в лаборатории – талантливый Конев стремительно шёл в гору, пока не начал пить. Латалин денег искал, а я сначала в армии служил, а потом в науку прорывался. Мы сидели на скамье недалеко от станции метро «Кропоткинская», а Конев стоял перед нами. В его сумке лежали две бутылки водки и три книжки: «Непроторёнными путями» Мурзаева, «Блеск и нищета куртизанок» Бальзака и Атеистический словарь.
– Читаешь запоем? – мрачно сострил Виноградов.
– Очень мудрое повествование о человеческих отношениях. И захватывающее чтение! – глубокомысленно закурив, ответил Конев, неясно какую из книг имея в виду. – Давайте выпьем?
Без толку поговорили и разошлись, а собрались уже без Конева, через неделю. В прохладном фойе Центрального дома художника на Крымском Валу сидели на мягких диванах под парадной лестницей, растерянно поглядывая вокруг. Чего-то нам хотелось отличного от того помешательства, которое воцарилось в стране: куклы, маски, клоуны и нескончаемое веселье кругом сводили с ума. И Виноградов подарил идею – ехать на Волгу ловить рыбу. В июле! Успеем подготовиться. Мы с Виктором согласились. А почему нет? Тем более что вокруг цвела глупая весна девяносто второго года, свободная от всего, в том числе от работы и зарплаты.
Павел раскрыл туристскую маршрутную схему «Москва – Астрахань – Ростов-на-Дону» и показал место: Казань, какие-то Бережки, Гремячево, острова…
– Сделаем тайную вылазку. Скажем, что уехали в командировку, а сами наловим лещей и судаков! Навялим и будем зимой есть, авось без голодухи проживём! Идёт? – Павел потёр ладонями лицо и, улыбнувшись, пропел: – Шик, блеск, тру-ля-ля!
Почему Виноградов собрал именно нас – было невдомёк. Даже решение пригласить сначала и Конева, хотя о его алкоголизме уже было известно, не удивило. Впрочем, после второго января девяносто второго года такое наступило время, что никто ничему не удивлялся. Карнавал, балаган, чума – как ни назови, а всё правильно. А тут – определялись сроки, расписывались обязанности и нечто важное входило в жизнь каждого. И я, без пяти минут кандидат наук, не знавший, что делать потом с этим кандидатством, пристроился к делу и был рад.
Умничая, мы даже назвали путешествие за рыбой проектом – как раз тогда в моду вошли такие многообещающие и расплывчатые слова.
5
Вспышка страха прошла – чего ж теперь бояться? Было и было, беда-то в другом: сказать об этом никому нельзя. Вот в чём дело! Друзьям? Нет. Латалину? Он давно исчез. Остальные… Ирине? Невозможно. Ни в коем случае нельзя! Боже упаси!
На кухню, закутавшись в одеяло, вдруг явилась Оленька и села на табурет. Сонное нежное её лицо было наивным.
– Ты уже трезвый?
– Почти. А ты лучше спать иди, а то школу проспишь.
– А что это за папка?
– Один дядя статью написал. Хочет напечатать.
– Пап, а ты знаешь, что такое свет?
– Что?..
– Свет – это состояние, противное тьме! Здорово?
– В точку! Иди!
– А почему этой зимой больше снега, чем в прошлом году? И часто выпадал…
Оленька ушла, я опять остался один. На кухне горел свет, а кругом была тьма.
