Зима в Греции, как оказалось, это скучное, грустное и унылое зрелище. Ветер будто собирался сдуть всю одежду, а ноги вязли в мокром снеге и слякоти. Из каюты лучше не вылезать лишний раз, несмотря на спёртый воздух и давно приевшуюся вонь – сразу промокнешь. Либо от мелкого, ледяного дождика, либо от буйства морской стихии. Морю, кажется, тоже не нравился холод.
И оно вовсю демонстрировало испорченное настроение и дурной нрав.
Промозглая осень стала ему в новинку. Кэвин помнил лишь жару, да ночной холод в пустыне. А вот дождь всегда казался ему слишком большой тратой драгоценной влаги. И поэтому раздражал ещё больше. Словно какой-то богач из сказок решил повыбрасывать из окон своего дворца всё своё добро.
И всё-таки он выбрался наружу, отказавшись от предложения нового, а поэтому желающего выслужиться и подружиться с остальными, матроса угоститься вкусным вином, которое изготовила его девушка по какому-то особому рецепту. Знал он девушек да их загадочные рецепты… Обычно мерзкое пойло получалось, а затем бедный юноша стремился хоть кому-то его споить, чтобы свою красавицу не расстроить.
А то ведь просто вылить влюблённость и совесть не позволяли. Да и добро переводить ни один матрос не собирался. Да даже помощники капитана и сам он никогда угощениями не брезговали, пусть даже потом от различных желудочных хворей страдали.
Кэвин отправился на берег и застыл, глядя на изящные линии корабля на фоне серого неба с тяжёлыми чёрными тучами, обещающими не просто дождь, а ливень. И задумался о том, что корабль ни разу не разбился за все те годы, которые он провёл на судне. Так что, к удивлению Синдбада, уже начал постепенно ветшать, так что капитан уже задумался над тем, чтобы приобрести новый. Но пока что опасался, считая, что это судно счастливое им попалось.
Мужчина уставился на линию горизонта, соединяющую море и небеса, и задумался о том, что он как был неприкаянным, никому не нужным, и никому не принадлежащим, таким и остался спустя долгие годы.
Он старался не считать года и не думать о том, сколько ему лет. Правда, Синдбад, почти единственный, кто оставался неизменным в постоянно меняющейся команде: кого пираты убивали, а кто просто сбегал на берег или отправлялся домой, заработав достаточно денег, выглядел почти старым.
Практически, как его приёмный отец Мустафа. Жгуче-чёрные волосы уже стали серебриться, и не только на висках. Синдбада до слёз смешили собственные седые усы, а вот Кэвину не было смешно. Так как в его оплывших чертах лица он видел собственную старость.
Хмыкнув, Кэвин признался самому себе, что ему уже пятьдесят лет, а домой он так и не вернулся. И на корабле будто постоянно зависал между небом и землёй, между жизнью и смертью.
Услышав, что кто-то бежит, Кэвин резко обернулся, но это оказался лишь странный паренёк Сизиф. Худой, болезненный – в чём только душа держалась? – он стал одним из матросов. Легко поддался льстивым и завлекательным речам Синдбада, да и сам мечтал о приключениях, как и многие юноши. А затем не только выжил на протяжении нескольких месяцев, но и сумел всё бросить. Правда, это случилось ещё и потому, что отец Сизифа внезапно скончался и оставил ему немаленькое состояние.
Так что парень быстро взялся за ум, не без помощи матери, которая наконец-то взялась за него всерьёз. Собственно говоря, в этом порту они остановились ещё и потому, что их всех Сизиф пригласил в гости и обещал пир горой.
