Дедушку Ари любил, и всегда с улыбкой вызывал в голове образ моложавого мужчины, полностью седого, со светлыми бровями и ресницами, расходящимися лучами морщинами возле глаз от постоянного хитрого прищура, любящего вспомнить прошлое, когда жить было тяжело, но лучше, чем сейчас. Когда жизнь была понятнее, хоть шаг не туда мог привести к ссылке и/или расстрелу.
Почему-то сразу же, не успел Аристарх вызвать в памяти образ деда, в голове тот час же появилось изображение матери, виденное лишь на фотографиях. Мать всегда казалась ему высокой и тощей, идеальной моделью, но красивой. Эта красота, как он позже понял, позволила ей на порядок улучшить свою жизнь, бросив мужа и малолетнего сына и сбежав с любовником, стремящимся эмигрировать в Эстонию. То, что мать не вернулось, могло означать, что им удалось переехать в благополучную Европу. Либо же то, что она где-нибудь сгинула.
А ещё от матери, кроме фотографий в потрёпанном фотоальбоме, осталось странное кольцо. Так как Ари не был крещённым, то приспособил кольцо вместо креста, повесив его на цепочку на шее. Те, кто знал его не слишком близко, полагали, что кольцо осталось ему на память о несчастной любви. Что его бросила невеста чуть ли не прямо возле алтаря. Впрочем, Ари никогда не стремился удовлетворить интерес незнакомых и не слишком хорошо знакомых людей, поэтому и не опровергал их домыслы. В конце концов, мать точно была красоткой, как раз в современном стиле, и их взаимная любовь действительно окончилась трагедией.
Пусть и страдал от разрывая их "отношений" только он.
Кольцо не было драгоценным, но оставалось для него самым дорогим сокровищем. Чересчур массивное то ли из бронзы, то ли из латуни, не слишком правдоподобно имитирующего золото, с малахитом. Малахит Ари любил, тот вызывал ассоциации с прочитанными в детстве, не слишком понятными, но любимыми сказками о хозяйке Медной горы.
И дед, и отец на кольцо не претендовали, да и давно рассорились. Отец проживал в столице, а дед остался в своём старом доме среди гор, предпочитая свежий воздух.
Его мысли прервали звуки ударов дождевых капель по стеклу: началась летняя гроза. Грохотал гром, молнии разрывали небеса, а дождь казался сплошной стеной, огораживающей их от мира.
Аристарх даже удивился, что успел настолько уйти в себя, что проморгал начало буйства природы. На одной из остановок маршрутка резко затормозила. В салон втиснулась девушка, мокрая с головы до ног. Пробормотала "До Моршина", всунула деньги водителю, и почти упала на одной из боковых сидений.
Ари, который уже давно хотел познакомиться с какой-либо девушкой – желательно симпатичной, конечно! – с интересом вытянул голову, пытаясь рассмотреть лебедя в гадком утёнке. Мокрая и жалкая, девушка отнюдь не вызывала желания посмотреть на неё, как на женщину.
Рассмотрев её в тусклом освещении, Ари едва сдержал хохот, бьющийся в груди, словно живая птица, спрятанная под рубашкой. Девушка казалась почти полной копией Гермионы Грейнджер, разумеется, из фильмов! Сыгранной Эммой Уотсон.
Негритянки им в качестве женщин никогда не рассматривались. Он не то, чтобы был расистом, только появившиеся в его стране после попыток стать частью Европы множество иностранок с тёмной кожей вызывали разве что интерес, схожий с рассматриванием экзотических животных. Разве что японки казались ему милыми или же восточные женщины.
