Как ни странно, нас сплачивала болезнь моего деда – печально нараставшая последовательность стадий старческого слабоумия, в конце концов сделавшего его совершенно беспомощным и зависимым от нашей помощи. Хотя он и встретил 90-летие с удивительным для своего возраста запасом физических сил, его душевный недуг почти не давал ими распоряжаться и временами делал нашу жизнь просто невыносимой. Всем нам отчаянно хотелось найти и заткнуть ту невидимую дырочку, из которой по капле утекал прежде энергичный, предприимчивый дух родного человека, но увы – процесс был до безобразия страшен, нагляден и необратим. По сути, от любимого дедушки осталась лишь материальная оболочка, и было невероятно больно изо дня в день видеть впавшего в детство старика, не способного более хоть как-то управляться со своим крепким, кряжистым телом.
В последнее время я часто покидал родительский дом с чувством, будто стряхиваю с себя что-то дряхлое, ненужное, досадно прилипшее. Однако уезжать было радостно и тягостно одновременно. Я вырывался на свободу, но постоянно слышал в дороге колкое постукивание, напоминавшее о том, что где-то за спиной, в родных краях, совсем несладко приходится моим близким. Зудящая мысль о том, что остаться и помочь им было бы куда лучше, чем удирать на очередные заработки, саднила и разъедала, сводила на нет всю внешнюю пленительность моих командировочных вылазок. И всё-таки то, что я почти всегда уезжал с рабочей целью, хоть немного, но успокаивало.
Убедить себя в том, что я имею такое простое и очевидное право, как право на отпуск, было морально сложно, а как следует наладить личную жизнь – ещё труднее. Хотя родные и старались иной раз из добрых побуждений вытолкнуть меня из дома, чтобы я отвлёкся и переключился, от меня не могло укрыться, как непросто им отпускать меня, пока ещё жив дедушка, чья немощь бессрочно связала нас по рукам и ногам.
Особенно остро я ощутил это на фоне вспыхнувшей увлечённости Коринной. Мы познакомились в ситуации, которая совсем не была похожа на романтическую. В тот зимний день я примчался после работы в торговый центр, чтобы купить новую рубашку и галстук накануне важного утреннего совещания. Хотелось сделать всё побыстрее, вернуться пораньше домой, отшлифовать свой доклад и завалиться спать. Вся неделя получилась суматошной и скомканной: компания запускала новый проект и, как водится, в последний момент кряхтела над самыми срочными проблемами. Измочаленным сотрудникам пришлось согласиться не только на сверхурочные часы и ночные бдения, но и на перенос контрольного совещания на субботу, что было особенно тяжко: похоже, выходные готовились помахать нам ручкой. В те дни я буквально ночевал на работе, добираясь домой только под утро – уже не ради сна, а просто для того, чтобы вырваться из офиса и хотя бы коротко вспомнить, что есть и другая жизнь, помимо стратегических задач и показателей эффективности. Однако в пятницу я всё же настоял на том, чтобы весь мой отдел покинул работу вовремя и собрался с силами перед судьбоносной субботой.
Признаться, я был на взводе, когда добрался вечером до магазина и на скорую руку подобрал себе то, о чём уже давно просил мой гардероб. Торговый центр был забит праздным пятничным людом, и даже на кассе бутика образовалась вялотекущая очередь, которую люто хотелось разогнать мокрой шваброй уборщицы, упрямо метившей всем прямо в ноги. Продавцы, словно издеваясь, неспешно заворачивали товары в яркие упаковки, отнимая у меня драгоценные минуты такого желанного, предвкушаемого сна.
