А как хорошо все начиналось!
Разные люди приезжали в монастырь.
Однажды приехал среднего возраста скромный человек из Москвы. Усердно посещал все службы. Стоял в храме прямо и неколебимо, как памятник. Работал усердно до изнеможения. В немногое свободное время лежал на кровати и читал книжку рассказов Хармса.
Звали его Андрей. Разумный, спокойный. У него случились всякие непонятности.
Умерла, погибла в пожаре родственница в деревне в Елецком районе. Или даже не совсем родственница. Но нечужой человек. Стало душевно трудно. Плюс алкоголь.
И Андрей приехал в монастырь потрудиться, помолиться, успокоиться, привести себе в разумный вид. Что ему, кстати говоря, кажется, вполне удалось. Уехал спокойный, довольный, обещал еще приезжать.
Между прочим, я спросил его о профессии.
– Художник. Художник-ювелир…
– Ну, и как это теперь? Хотя бы прибыльно?
– Нет.
– Конкуренция?
– Нет. Просто все есть.
– То есть, в магазинах?
– Да. Все есть… Никому ничего не надо…
А как хорошо все начиналось! А теперь слишком много всего стало, и никому ничего теперь уже не нужно…
А как хорошо все начиналось!
А теперь везде видеонаблюдение. Даже в монастыре. Даже в нашем.
И на трапезной (16 век) установили камеру, что, как говорят, если под колокольней (16 век) почти за полста метров кто-нибудь сядет газету читать, в мощную камеру будет видно, что он читает и даже вместе с ним читать…
О, Сад! Где видеокамеры напоминают людям, что они братья…
А как хорошо все начиналось!
… Ну, сколь можно!.. И не надоело повторять…
Нет! Не надоело. Потому что это правда. И не устану повторять: Как же хорошо все начиналось!..
А как хорошо все начиналось!
Я ходил лохматый и с бородой. И одевался, как попало. Мог себе позволить…
Я шел подземным переходом. В кулаке у меня была зажата такая бумажка (сто рублей). Единственная. Перед самой лестницей на меня выскочил мужик. Обыкновенный, не очень выпивший.
Увидев мою лохматость и небритость, спросил:
– А вы в Бога веруете?
Почему-то лохматость и небритость у нас как-то неразрывно связывается в народном сознании с религиозностью и даже почему-то с принадлежностью к Святой Соборной Апостольской церкви…
– Верую, – твердо ответил я, а внутри шевельнулось сомнение: не обманул ли я, может быть, честнее было бы сказать «Стараюсь верить»… Вера-то моя слабая…
– А футбол любите?
– Нет. Футбол не люблю.
– О! – Мужик схватился за голову, зашатался и не пошел, почти побежал мимо меня по переходу.– Вот это да! Вот это да! Как это? В Бога верует, а футбол не любит… Вот это да!..
Бедняга был так удивлен, что даже забыл попросить у меня сто рублей на вино, хотя явно именно ради этого он и про веру спрашивал, и про футбол…
А как хорошо все начиналось!
А теперь нас стало слишком много, и мы больше не можем относиться друг к другу внимательно… Стали, собственно, друг другу не очень нужны. Никто никому не нужен. Потому что нас много?
А как хорошо все начиналось!
В Свято-Введенском монастыре в Покрове кроме прочих было одно довольно забавное «послушание».
Озеро, на озере остров, на острове монастырь. Озеро очень чистое и большое.
На другом берегу пляж. Там тоже люди проходили свою аскезу. Вероятно, более привычную, но от этого, может быть, не менее трудную. Что именно там происходило, из-за дальности расстояния видеть было невозможно, только ночью огни костров в темноте. Зато слышно было слишком даже хорошо.
