– Войдите, – командует директриса.
– Здравствуйте, Елена Моисеевна, – смело вхожу к ней в кабинет.
– Что за вид? – поджимает она губы и, вздёрнув бровь, смотрит на меня из-под очков с толстой оправой.
– У нас была физкультура.
– Ты по какому поводу пришла, Ольга? – осведомляется строго. – У меня экстренное совещание вот-вот начнётся, – убирает пудренницу в сумку и складывает ладони в замок.
– Ясно по какому, – закатывает глаза Степанцова, сидящая напротив Дубовской.
– Я по поводу Есении Бриж. Не выгоняйте её из школы. Пожалуйста.
– Так…
– Очень вас прошу. Мы подтянем её по учёбе, и вести она себя будет хорошо, – обещаю я, ощущая тугой ком, вставший в горле.
– Этот вопрос уже решён, – категорично объявляет директриса.
– Нельзя выгонять её из школы. Вы же знаете, какая там ситуация в семье. Её родители…
– Миронова! – рявкает Степанцова.
– Пожалуйста. Не надо. Ей итак очень тяжело.
– Прекрати эти свои манипуляции, Миронова!
– Вы не должны с ней так поступать.
– Будешь рассказывать, что и кому мы должны? А о своих обязательствах вы помните? Сколько предупреждений было? Совет по профилактике! И не один!
– Она исправится. Слово даю, ручаюсь. Елена Моисеевна…
– На выход, Миронова, – директриса поднимается из-за стола и поправляет пиджак.
– Сеня из-за меня на Авдеева набросилась! Она просто не сдержалась, извините.
– Просто не сдержалась? Ты так это называешь?! – возмущённо восклицает завуч.
– Вы ей жизнь ломаете! Куда она пойдёт? – вытираю щёки тыльной стороной ладони.
– Об этом Есении нужно было думать раньше. Мы неоднократно давали ей шанс.
– Верно, – поддакивает коллега.
– Но…
– Всё, иди, разговор окончен, – Дубовская подходит к зеркалу, отмахнувшись от меня словно от назойливой мухи.
– Елена Моисеевна…
– Марш на урок, Миронова! – выразительно стреляет глазами Степанцова.
– Ну чего же вы такие бессердечные?!
– Я не пойму, мне деда твоего пригласить в школу? – цедит сквозь зубы.
Постояв в кабинете ещё несколько секунд в ожидании снисхождения, ухожу ни с чем. Вернувшись в раздевалку, переодеваюсь, не реагируя на вопросы одноклассников. Благо, они быстро считывают моё настроение и отстают, позволив остаться наедине с собой.
– Миронова…
Поправляю свитер и зажмуриваюсь, чтобы посчитать про себя до пяти.
Один. Два. Три. Четыре. Пять.
– Оль…
Вот даже голос Его мне сейчас глубоко противен.
– Я задел тебя? Сильно больно?
Сильно ли задел. Больно ли мне… Речь про тот его агрессивный выпад, но для меня эта фраза несёт другой смысл.
Молча запихиваю в сумку форму.
– Оль…
Застёгиваю молнию.
– Алё! – раздражается в связи с тем, что я не отвечаю, и пытается развернуть к себе.
– Не трогай меня! – скидываю его руку и зло смотрю в расцарапанное лицо. – Вообще ко мне не приближайся. И не говори со мной. Ясно?
– Давай объяснюсь, – пропускает пальцы сквозь пряди волос. Опускает глаза. Якобы стыдно.
– Объяснишься? Авдеев, ты нормальный?
– Оль, ну прости! Клянусь, это вышло случайно и ничего не значит. Люблю-то я тебя, – заявляет он мне на полном серьёзе.
Смеюсь. Звонко, до эха, отскакивающего от стен.
Любит он. Забавно…
Его, спящего, снимала на свой телефон Кэт.
Его и себя.
Они лежали в его постели под одеялом. Я по ковру и обстановке комнаты это поняла.
– Вообще-то, ты сама со мной рассталась в тот вечер, – выдаёт Никита в свою защиту.
– Надо было сделать это гораздо раньше, – закидываю сумку на плечо. – Например, тогда, когда тебя впервые увидели у её дома. Ладно, уже не имеет значения. Удачи тебе, Никита. С Кэт или с кем-то другим, – хочу уйти, но он меня останавливает.
