В чайном салоне было многолюдно. Оглядывая помещение, Анна вдруг ощутила, будто попала в Париж XIX века. Великолепные потолки в свете люстр мягко сверкали позолотой.
Когда они расположились за столиком, накрытым скатертью с золотым тиснением, обходительный официант предложил десертное меню с богатым выбором сладостей. Они выбрали ванильные макаруны и засахаренные фиалки, попробовать которые было давней мечтой Анны, а довершением к прекрасному десерту стал ароматный чай в чашечках из тонкого фарфора.
Говард показал на нежнейшее пирожное из взбитых белков с различными добавками и произнес:
Этот десерт был известен еще во времена Людовика Шестнадцатого и Марии Антуанетты, хотя многие считают, что во Францию он попал из Италии.
«А в Австрии приглашение на чай с фиалками было свидетельством зарождающихся чувств», – подумала Анна.
Гармония и мир в душе – так бы описала она то, что сейчас ощущала. Наслаждаясь уютной атмосферой кондитерской, в которую хозяин не поскупился вложить талант и деньги, она остановила взгляд на прелестной картине на стене.
Говард, картины могут говорить? – шутливо задала она вопрос, ответ на который интересовал ее всерьез.
Говард не улыбнулся, как ожидала Анна, но внимательно посмотрел на нее, а затем ответил:
Могут, если на это дает разрешение Бог.
И такое действительно возможно? – уточнила она.
Конечно, – продолжал Говард. – Творец водит рукой человека и создает прекрасные творения, которые называются произведениями искусства. Если Он их создал, следовательно, к каждому произведению есть аннотация Вселенной и ее можно прочесть, как любую информацию. Это, опять же, возможно с помощью Бога. Есть творения, в которые через художника Он вкладывает самые возвышенные совершенства. Любовь – одно из них. Есть такие произведения, в которые вложены Его мысли и чувства, перед этими шедеврами Бог нас останавливает и задерживает дольше для того, чтобы открыть их глубокое значение.
«Мне не померещилось», – с облегчением вздохнула Анна. Ее догадки становились такими невероятными, что сейчас она предпочла умолчать о своем открытии в Лувре. Однако вслух не поскупилась на похвалы оригинальному объяснению Говарда. При этом подумала: «Я получила ключ к картине. Это знак свыше. Но что мне необходимо делать дальше?»
Во время их приятной беседы Анна присматривалась к своему собеседнику. В Говарде удивительно сочетались живость и сдержанность. Его открытость очень нравилась Анне. На вопросы, заданные ею, он охотно и обстоятельно отвечал. Она узнала, что он живет в двух часах езды от Лондона и является совладельцем компании по недвижимости. В Париже бывает по делам, но сейчас приехал на рождественские каникулы. Анна не решилась спросить, женат ли он. Но Говард опередил ее и ответил на немой вопрос, не вдаваясь в подробности: «Живу я один, так получилось».
Анна знала, что в Англии более, чем где-либо, люди предпочитают такой образ жизни. Возможно, не потому, что им не с кем разделить свою жизнь, а, пожалуй, потому что им так более комфортно.
Он тоже ждал, судя по всему, ответа на незаданный вопрос.
Все умерли, я осталась одна, – смотря в окно, произнесла Анна. Повисло неловкое молчание.
Извините, – тихо сказал Говард, а потом, сглаживая неловкость, добавил: – Еще пирожного сладким зубкам?
Анна заулыбалась, и холодная льдинка воспоминаний растаяла.
Все сладости были изысканны на вкус, а чаепитие в непринужденной обстановке позволило больше узнать друг о друге. Когда они покинули кондитерскую, обоим явно не хотелось расставаться.
