– Вернее, уже сегодня, – любил во всем точность Борис Олегович. – У нас, в отличие от некоторых, каникул не существует. А ну! Вон отсюда! – повысил он голос.
Мальчики в темпе ретировались. Вульф вылетел следом за ними.
– Говорил же тебе, – прикрывая дверь родительской спальни, услыхал Олег недовольное бормотание отца. – С этим Женькой у нас две недели не будет покоя.
Мама что-то тихо ему ответила, но Олег предпочел продолжения разговора не слышать.
– У тебя что, крыша поехала? – осведомился он у Женьки, когда они оказались на другом конце коридора. – Шуруй в туалет, – гостеприимно распахнул он соответствующую дверь.
– Нужно мне очень, – замахал длинными руками Женька. – А если было бы нужно, сам бы дошел.
– Чего же всех на ноги поднял? – уже охватывало раздражение Олега. – Мне и так с трудом удалось уговорить предков, чтобы они тебя взяли. Ладно. Я спать пойду.
– Погоди! – решительно преградил ему путь к отступлению старый друг. – Я же к тебе шел. Там, в гостиной, кто-то сигналы бедствия подает.
– Чего? – ошалело посмотрел на него Олег.
– Что слышал, – отозвался Женька. – Прямо над моей головой.
– Над чьей головой? – поправил съехавшие очки Олег. – По-моему, ты от жары совсем…
– А вот ни фига! – выкрикнул возмущенно Женька.
– Тихо ты! – прошипел Олег. – Предки и так на взводе.
– Ой, – спохватился Женька.
– Что там еще такое? – тут же донесся из спальни далекий голос отца.
– Ничего, ничего, папа, спи! – крикнул заботливый сын. – Тут вода очень горячая потекла из крана. Женька немного обжегся.
На том конце коридора послышался шум. Дверь родительской спальни с треском распахнулась. Мгновение спустя перед ребятами предстал разъяренный Борис Олегович в длинных цветастых трусах и с всклокоченной темной шевелюрой.
– Слушайте, вы! – заорал он так, что голос его эхом разнесся по квартире. – Если еще этот Женька хотя бы один только раз чем-нибудь там обожжется или пойдет ко мне в комнату искать туалет, пеняйте на себя! Обоих на улицу выгоню!
– Мы больше не будем, папа, – смущенно промямлил Олег.
– И в туалет никакой мне не надо, – подхватил Женька.
– Ах, значит, тебе не надо! – пуще прежнего разъярился Беляев-старший. – Это ты, значит, меня нарочно поднял, чтобы я завтра работать весь день не смог!
– Да я не хотел, – оправдывался долговязый мальчик.
Но на Беляева-старшего уже никакие аргументы не действовали. Он разразился громкой тирадой. Суть ее, если убрать множество восклицаний и бурных эмоций, сводилась к тому, что он, Борис Олегович, целыми днями ломается в своей фирме и даже не отдыхал этим летом, в отличие от своей жены и лоботряса-сына, которые целый месяц прохлаждались на берегу моря, и вот, в благодарность за все труды, ему подкидывают в квартиру малолетнего психа, который принимает его спальню за сортир и будит среди ночи. И в связи с этим он, Борис Олегович, считает своим долгом предупредить, что столь хамского обращения с собой в собственном доме он не допустит.
– Или все вылетите отсюда вон! – завершил мощным аккордом свое выступление папа Олега.
Сцена разворачивалась в передней, где на стене висела массивная вешалка с зеркалом. Борис Олегович все это время картинно держался левой рукой за один из крючков для шапок. Произнося последнюю реплику, он от избытка чувств с силой рванул крючок на себя.
– И вообще… – хотел еще что-то добавить он.
Тут где-то щелкнуло, зашуршало, и вешалка всей своей мощью обрушилась на Беляева-старшего. Мальчики в ужасе завопили.
