Загадка снежных яблок - страница 4

– Это ты ее снял?

Полицейский покачал головой.

– Один из могильщиков послал за директором кладбища, и он пришел, и кудахтал, как курица, чуть в обморок не упал. Он организовал транспорт в городской морг и могильщики сняли женщину с креста.

– Ты видел что-нибудь возле тела?

– Что-нибудь вроде?

– Что угодно.

– Нет. Я огляделся вокруг, пока ее спускали, но ничего странного не увидел. Просто стояла ржавая тачка, но никаких следов. Ночью прошел дождь, но колеса все рано оставили бы след, особенно если тачка была нагружена телом, но следов не было.

– А на дороге?

– К тому времени, как я успел посмотреть, вокруг собралось около дюжины людей.

–У тебя с собой блокнот?

Молодой человек кивнул и полез в карман, доставая блокнот и карандаш.

– Нарисуй мне точную карту места, где была найдена женщина. И напиши свой отчет, как только вернешься.

– Он у меня, Ваше Высокоблагородие. – Полицейский вытащил сложенный лист бумаги из нагрудного кармана. – Записал все, пока обедал. Но я все уже рассказал, там ничего нового не увидите.

– Помнишь имя на могиле, где найдена женщина?

Полицейский кивнул. – Елизавета Бориславская, любимая жена и мать. Ей было пятьдесят семь, когда она умерла. Это хоть как-то поможет, Ваше Высокоблагородие?

– Возможно.

Могила могла принадлежать кому-то, связанному с этой историей, и тогда могла дать подсказку; хуже, если тот, кто повесил тело, просто искал крест не слишком высоко от земли, к которому можно было бы легко добраться. Даже если женщина была хрупкой, мертвый груз тяжел.

– Говорят, она из уличных девиц?

– Нет, Ваше Высокоблагородие. Она не была шлюхой.

– А откуда ты знаешь?

– Она была слишком…– Молодому человеку потребовалось мгновение, чтобы найти нужное слово, – прелестная. И мягкая.

– В каком смысле? Ты что, рассматривал ее прелести?

Цвет лица парня стал похож на вареную свеклу. – Я не это имел в виду, Ваше Высокоблагородие!

– А что ты имел в виду?

– Она была из благородных. Это сразу заметно. Когда за женщиной ухаживают.

– Этого еще не хватало…

На Благовещенской площади днем и ночью толпился народ. Дорожные коляски, крестьянские телеги, люди, все смешалось здесь воедино.

По случаю святок здесь построили катальные горы и веселье не утихало, не только дети, но и взрослые с удовольствием катались на деревянных санках, а кто и просто на дощечке. В балаганах, поставленных по случаю праздников на концах площади, давались представления оттуда доносился веселый хохот.

А какая очередь стоит в трактир, где подают расстегаи, да не какие-нибудь, а размером с хорошую тарелку! А к расстегаю – положена чашка бульона, и все то богатство- пятнадцать копеек. Князь поморщился. Нет, ничего не имел он против расстегая, вот бульон и всякие прочие супы не любил. То ли дело – почки, томленые в сметане, да зельц грибной или нежный паштет из гусиной и утиной печени на сладком вине да карамели из лука… В желудке засосало от голода.

Но чем дальше от центра, от стен кремля, тем тише становилось на улицах. Вот закончилась Ильинка, где дома богатейших купцов соседствовали с изящными дворянскими усадьбами, и начались овраги. Часть их засыпали и даже образовали площадь, названную Новой, поставили Иоанновскую церковь, но весь вид портили стены острога с арестантской школой.

Еще чуть-чуть неровной скользкой дороги и повозка угодила в две навозных кучи по очереди.

– Возьмите меня, сударь, заслужу… у меня и сани с полостью… – Уговаривал извозчик в синем армяке, перетянутом алым кушаком «по-извозчичьи», так, чтобы торчало пузо. Под армяком, для тепла, полушубок, воротник с лисьей опушкой торчит наружу. Обнаглели, уже меньше, чем за рубль не повезут. Вот и взял на свою голову, летят во все стороны ошметки навоза и растаявшего снега.