Загадка женского - страница 23

Новые счастливые героини-домохозяйки по какой-то неясной причине выглядят моложе энергичных карьеристок 30—40-х годов. Похоже, они молодеют и молодеют – и внешне, и в своем по-детски зависимом поведении. Из планов на будущее – только родить. В их мире активно растет только ребенок. Сами героини-домохозяйки вечно юны, ведь границы их собственного образа дальше родов не простираются. Дети растут и развиваются вместе со всем миром, а они, как Питер Пэн, должны оставаться молодыми. Они должны продолжать рожать, поскольку женственность подсказывает: другого способа стать героиней нет. Вот типичный пример из рассказа под названием «Бутербродница» (Ladies’ Home Journal, апрель 1959 года). В колледже она ходила на курс домоводства, научилась готовить, никогда не работала и до сих пор ведет себя как дитя, хотя сама родила уже троих. Но есть проблема – деньги. «О, ничего скучного, никаких налогов, торговых соглашений на основе взаимности или программ помощи иностранным государствам. Этот экономический бред я оставляю своему представителю в Вашингтоне, помоги ему небеса».

Проблема в том, что ее пособие составляет всего сорок два доллара и десять центов. Она терпеть не может просить у мужа денег каждый раз, когда ей нужна пара обуви, а кредитный счет он ей не доверит. «О, мне так не хватает своих денег! Много не надо. Пару сотен в год, и проблема решена. Так, чтобы изредка пообедать с подружкой, позволить себе чулки экстравагантного цвета, по мелочи, не обращаясь к Чарли. Но, увы, Чарли прав. Я не заработала в жизни ни доллара и понятия не имею, как делаются деньги. Поэтому я все думала и думала… не прекращая готовить, убирать, снова готовить, стирать, гладить и снова готовить».

В конце концов приходит решение: она будет готовить бутерброды для сотрудников на заводе мужа. Она получает пятьдесят с половиной доллара в неделю, вот только забывает сосчитать расходы и не помнит, что такое прибыль, поэтому вынужденно прячет восемь тысяч шестьсот сорок пакетов для бутербродов за плитой. Чарли замечает, что она делает бутерброды слишком красивыми. На что она говорит: «Если просто шлепнуть ветчину на кусок ржаного хлеба, то я банально бутербродница, это неинтересно. Но если что-то добавить, какой-то особый штрих – то это уже процесс творческий». И она режет, заворачивает, чистит, запечатывает, намазывает хлеб, с рассвета и до упора, за девять долларов чистого дохода, пока запах еды не начинает претить. Как-то после бессонной ночи она, шатаясь, идет вниз, чтобы нарезать салями еще на восемь зияющих пустотой ланч-боксов. «Это был перебор. Как раз проснулся Чарли. Он лишь взглянул на меня и побежал за стаканом воды». В этот момент она понимает, что снова беремена.

«Первое, что смог связно выдавить Чарли: “Я отменю твои заказы. Ты – мать. В этом твоя работа. Деньги в дом приносить не обязательно”. Как просто и красиво! “Да, босс”, – покорно пробормотала я, если честно, с облегчением». Вечером Чарли приносит домой чековую книжку, доверяя ей совместный банковский счет. О спрятанных восьми тысячах шестистах сорока пакетах для бутербродов она решает умолчать. Пока все четверо закончат школу, она в любом случае их истратит.