Потом я все же отнесла недовольного Перси на кухню и, закрыв перед его носом дверь, снова вернулась к двери. Но ничего особенного больше не обнаружила. Ну, разве что кусочек сухой грязи на коврике и туфли Алика, который утром разулся возле этой двери, когда после разговора с женой решил ретироваться в свою студию и не отвечать на неудобные для него вопросы, где он провел ночь и что случилось с его телефоном. Кстати, ему все-таки придется ответить на них, если он действительно хочет, чтобы картина нашлась. И вопросы ему буду задавать я.
Когда я вернулась на кухню, Василиса уже поджидала меня там и сразу засыпала вопросами:
– Таня, ну как? Ты что-то нашла? Что там у тебя? Говори, не тяни.
Я пожала плечами и сказала:
– Явных следов взлома нет, скорее всего, дверь открывали родными ключами. И открывал ее тот, кто хорошо знал, что она ведет именно туда, куда ему и надо было попасть – в отдельные апартаменты. То есть в кабинет и в студию. Отсюда возникают вопросы: кто еще, кроме Алика и тебя, знает расположение комнат в квартире и у кого еще есть ключи от этой двери?
– Ключи? Ни у кого. Их и у меня-то нет, – задумчиво проговорила Василиса. – Вернее, они есть, но я их с собой никогда не ношу. Они в прихожей висят, возле электрощита, на специальном крючке. А еще есть два дубликата – у Алика в ящике письменного стола, в кабинете. На случай, если вдруг он потеряет ключи. Алик бывает такой рассеянный.
– А он уже терял ключи? Может, у свекрови ключи есть или еще у кого-то из родственников? – тут же задала я ей кучу новых вопросов, чтобы уж разом решить проблему с ключами.
– Нет, не терял, и у Валентины Яковлевны ключей нет. Она вообще безо всяких ключей обходится. Я постоянно дома, так что… У Игорька ключей от нашей квартиры тоже нет, – нахмурившись, ответила Васька.
– Кто такой Игорь? – тут же насторожилась я.
– Я забыла тебе сказать, – замялась Василиса. – У Алика есть сын от первого брака. Ему двадцать лет, и он иногда к нам приходит. Ну, там с бабушкой пообщаться или… – Василиса потупилась, словно ей внезапно стало стыдно. – Или денег у мужа попросить, – закончила она нехотя.
Я заподозрила в словах какую-то недосказанность и, решительно усадив ее на кухонный стул, сказала:
– А вот про Игоря расскажи мне подробней.
И Василиса рассказала. Развелся Алик с первой женой, когда Игорьку было четырнадцать лет. Художник ушел жить к маме в двушку, оставив жене и сыну трехкомнатную квартиру. Игорек рос мальчиком болезненным, да еще и был единственным внуком у мамы Алика, поэтому та к нему благоволила и долго не могла простить сыну, что он развелся и, по ее словам, «бросил мальчика одного и без поддержки». Хотя это она, конечно же, зря говорила, потому как художник по мере сил и возможностей не прекращал общения с сыном, алименты в свое время платил немалые и исправно, даже в ущерб себе. Сынок же рос ленивым и весьма эгоистичным. Учиться не хотел, водил компанию с такими же лентяями и балбесами, как и он, часто попадал в разные неприятные истории. Алику приходилось его всякий раз вытаскивать из разных передряг, обращаясь с просьбами к своим многочисленным знакомым, которые по доброте душевной и из дружеских к художнику чувств решали проблемы Игорька как могли. Мать же оболтуса была больше занята собой, своими многочисленными ухажерами и разборками с ними – ей было не до воспитания сыночка. Общаться с отцом и с бабушкой Игорек не очень-то стремился. Ему было интересней с компанией сверстников, хотя от бабушкиных денег он не отказывался. Валентина Яковлевна, жалея мальчика, всегда подсовывала ему деньжат со своей пенсии на карманные расходы. Алик же был слишком занят написанием картин и преподаванием, поэтому редко находил время для общения с сыном. Но Игоря это не беспокоило ничуть, ведь с отца, как с бабушки, он карманных денег не получал. Алик считал, что вполне достаточно того, что он платил его матери хорошие алименты на сына.
