- Ты значит Анна, местная наркоманка. – он сказал это с таким отвращением и осуждением, что я вспыхнула, подскакивая и даже не чувствуя боли в ногах.
Меня жутко обижало, когда меня называли наркоманкой, задевало так сильно, что начинало сосать под ложечкой. Наркоманы ведь падшие существа, те кто готовы ради дозы отдать жизнь, у меня же трава приглушала боль от одиночества и отчаяния, она была моим лекарством. Я не курила каждый день. Только, до и после приезда отца, когда душу разрывало на миллион частей и жить больше не хотелось, смысл терялся.
Я бы обязательно огрызнулась, если бы меня не испугало, что он назвал меня по имени. Да и к чему приведёт, если я покажу характер? Только мне во вред. С мужчинами ночью лучше быть острожной и гладить только по шерстке.
- Откуда Вы меня знаете? – страшно, когда незнакомый человек знает о тебе больше, чем ты о нем. Эти машины с охраной, тот человек со шрамом и пациент в кровавых бинтах напоминали мне фильм из девяностых. Они все бандиты!
Он не ответил на мой вопрос, только скривился, непроизвольно прижимая руку к торсу, бинты на котором теперь были полностью красные. Представить трудно, как ему больно.
- Пойдёшь со мной, поможешь обработать и перебинтовать. – приказывает он хриплым голосом, не подразумевающим отказа. Он закашливается и мне начинает казаться, что сейчас на его ладони покажется кровь. Когда кашель проходит, он бросает: – Пискнешь – прибью.
А я не могу сдержать писк, куда я пойду с ним, когда у него такой стоят?
Он не церемонясь хватает меня за капюшон и не напрягаясь тащит за собой. Моя голова еле достаёт ему до подбородка, он крупнее и сильнее меня, у меня не хватает сил выбраться из его захвата. Сопротивление бесполезно, остается только послушно передвигать ногами и не привлекать внимания. Если охранник меня увидит – донесут отцу и тогда меня закроют в психиатрическом, а жить в комнате без окон и общения не выносимо.
Этот псих тащит меня через сад к противоположному крылу, которое закрыли специально для него. Затаскивает на очень уютную террасу, как в отеле, и закидывает в номер, после закрывает двери. При этом он не говорит мне и слова, тишину нарушают только хрипы из его груди.
Чувствую себя мышью, которую кинули в клетку с тигром, остается только забиться в угол и не шевелиться, может и не заметит моего присутствия, Страшно даже дышать.
В его палате, если ее так можно назвать, намного уютнее, чем у всех остальных. Мебель новая, от нее даже пахнет еще упаковкой. Ничего больничного, обстановка пятизвездочного отеля. К его приезду подготовились.
Он замирает и рассматривает меня, между его бровей залегает морщинка, что-то во мне его привело в замешательство. От такого хамства я теряюсь, уже открываю рот, чтобы сказать что-нибудь острое, как натыкаюсь на кобуру на комоде. Захлопываю рот с характерным стуком зубов. У него пистолет.
- В ванной над раковиной полка, там аптечка, принеси ее. – он командует мной словно, имеет на это право и я кидаюсь выполнять, у меня совсем нет желания играть с диким зверем, порвёт и не заметит.
К моему возвращению он уже стащил бинты, оголяя живот и спину. Раньше я никогда не видела молодых мужчин без рубашки, только брата и отца. От общения с другими представителями мужского пола меня ограждали всю жизнь, мне было запрещено с ними общаться.
Подозреваю, что отец всегда хотел меня выгодно для себя продать.
