Мартов сидел на табурете посреди комнаты и настраивал гитару. Увидев Лену, он улыбнулся и объявил:
– Песня о сумасшедшем полярнике.
Закрыв глаза и медленно перебирая струны, сочинитель тихо, словно медитируя, запел с каждым словом, немного меняя тональность:
Во льдах… во льдах…
Во льдах… во льдах…
Мартов резко встряхнул головой, неожиданно сильно ударил по струнам, и в зале зазвучали строгие балладные аккорды:
Во льдах одинокий полярник идет
И ищет его боевой вертолет,
Отрезает ему пути ледокол,
Но полярник идет словно вол.
Автор снова перешел на тихий гитарный перебор:
Во льдах… во льдах…
Во льдах… во льдах…
Он впрягся в сани вместо собак
И тащит палатку свою и рюкзак,
Он на связь не выходит целых семь дней,
Он уже далеко от людей…
Во льдах… во льдах…
Во льдах… во льдах…
Неделю назад он надел маскхалат
И спрятал под ним свой черный бушлат.
Он имя и званье свое позабыл
И рацию утопил…
Во льдах… во льдах…
Во льдах… во льдах…
До полюса он никогда не дойдет,
В торосах его никто не найдет,
Но нужен ему был побег от людей,
Во льдах ему было теплей…
Во льдах… во льдах…
Во льдах… во льдах…
Мартов замолчал, отложил гитару, поднялся с табурета и, прижав левую руку к сердцу, театрально поклонился. Все, включая очнувшегося Сашу, зааплодировали, а цыганистая брюнетка, рьяно хлопая в ладоши и, видимо, отождествляя автора с героем песни, чувственно прошептала:
– Никуда ты, Витя, от меня теперь не убежишь…
– Знакомьтесь, это Лена – новая соседка Саши. А это Нина, – представил драматург псевдоцыганку, которая посмотрела на возвратившуюся к столу гостью с откровенной неприязнью.
– И мои соседи – Зоя Тимофеевна и Василий Степанович.
Супруги дружно закивали головами, подтверждая, что это именно они и есть.
– Очень приятно, – Лена подошла к столу и поздоровалась с каждым из гостей за руку.
– А вы оказывается, еще и песни пишите? – обратилась она к Мартову.
– Я пишу всё кроме картин, – гордо ответил тот и, взяв в руки графин с зеленоватой жидкостью, вопросительно посмотрел на Лену.– Сто грамм для настроения?
– Нет, нет, – энергично отмахнулась женщина.– Мне ещё домой ехать.
– Да куда же вы поедете, на ночь глядя? – удивился Мартов.– Здесь не город: фонарей нет; грязь по колено. Увязните, и будете сидеть до утра посреди поля. Оставайтесь у меня, места всем хватит.
– Да, да, да, – согласно заподдакивали соседи.– От нас в такую погоду ночью не выберешься…
Лена неохотно согласилась остаться и выпить чего-нибудь кроме самогона за интересное знакомство.
– И как вам спектакль? – осторожно спросил её Мартов.
– Очень понравился, – не моргнув глазом, слукавила женщина.– Только по-моему он несколько затянут.
– Был у меня такой грех. Мои ранние пьесы иногда разбивают на два вечера, но теперь я пишу значительно лаконичнее. Вот, например, «Голос в пустыне» – всего один акт.
Испугавшись увлекательного знакомства с лаконичной пьесой, Лена поспешно переменила тему.
– Саша говорит, что на вашем доме часто загораются огни святого Эльма? – спросила она, наливая себе чай из круглого медного самовара.
– Не очень часто, но появляются, – поморщился, словно от зубной боли, сочинитель.– Пойдемте, покажу, что они вытворяют.
Он вывел Лену во двор и указал на блестящий в ровном лунном свете флюгер:
– Видите?
Резвый южный ветер разогнал тяжёлые тучи, и теперь сияющий жестяной кораблик спокойно плыл по ночному звездному небу.
– Вижу, – неуверенно ответила Лена, не понимая, что может быть примечательного в обычном жестяном флюгере.
