Заговор букв - страница 39



В двух последних частях стихотворения таких провалов нет, прежде всего потому, что пафос в них сменяется иронией, и ирония глубже и тоньше передает некрасовскую мысль, чем попытка ее прямого утверждения.

Третья часть главным образом состоит из монолога генерала, сторонника аристократического взгляда на историю и искусство. Генерал в сниженном и опошленном виде разворачивает позицию «искусства для искусства», противопоставляет художника черни. Все это очень (вплоть до прямого цитирования) похоже на некоторые стихотворения Пушкина. Вспомним, например, «Поэта и толпу», где есть такие строки о мраморном боге, обращенные к толпе:

Печной горшок тебе дороже,
Ты пищу в нем себе варишь.

Не будем сейчас разбирать тонкости отношения Пушкина к толпе и народу; очевидно, что для него это не синонимы. Но для генерала это синонимы, так что Некрасов, хотя и полемизировал с Пушкиным постоянно по поводу роли поэта, в данном случае спорит с толпой (представителем которой является как раз генерал) на стороне народа. Генерал, озвучивая пошлые и неглубокие мнения толпы, неспособной увидеть лес за деревьями, пытается опереться на Пушкина, но это не значит, что Пушкин им понят. Народ для генерала – носитель духа разрушения и хаоса, созидателем может выступать только герой. Это абсолютно механистическое понимание, свойственное человеку, для которого мужики все равно что для нас инопланетяне. Они чужие и не порождают у него никаких чувств, кроме отвращения (в другой ситуации мог бы добавиться еще страх). Стоит ли говорить, что к коллизии «народ – Пушкин» это не имеет никакого отношения. На этом фоне взывание генерала к христианскому гуманизму («Знаете, зрелищем смерти, печали / Детское сердце грешно возмущать…») выглядит особенно неуместно и полностью разоблачает этого малосимпатичного персонажа.

Сатирической кульминацией (с отчетливым привкусом лирической горечи) становится часть четвертая, по духу живо напоминающая известную сказку Салтыкова-Щедрина «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», написанную, правда, пятилетием позже. Единение «почтенного лабазника» и кругом обманутого им народа изображено сколь красочно, столь и правдиво. Здесь есть объединяющая их бочка вина, но нет ни капли умиления народом, что так испортило вторую часть.

Обратим внимание на одну из строф (в качестве примера некрасовского мастерства):

Праздный народ расступается чинно…
Пот отирает купчина с лица
И говорит, подбоченясь картинно:
«Ладно… нешто… молодца!.. молодца!..»

Карусель внутренних рифм и аллитераций создает удивительную картину. «Чин» (буквально – порядок) полностью соблюден, «праздный народ» иронически противопоставлен купчине, отирающему пот (обычно, видимо, все должно быть наоборот). Думается, если бы вместо купчины на фоне праздного и пьяного народа пот с благородного чела мог отирать граф Клейнмихель (интересная личность, выдающийся казнокрад николаевского времени, попавший не только в эпиграф к этому стихотворению, но и в лесковский «Сказ о тульском косом левше»), генерал остался бы доволен. Но рассказчик удерживается в пределах жизнеподобия.

Разумеется, купчина, в отличие от впрягшихся в его повозку мужиков, сочувствия не вызывает, но объектом сатирического изображения он становится вместе с мужиками. Именно в этот момент мы узнаем, что среди имеющих благородную привычку к труду по принуждению мужиков есть все-таки и ленивые («Тут и ленивый не мог устоять!»). Художественная честность делает поэта беспощадным: фразеологическое употребление слова «ленивый» в сочетании с предыдущим многозначным эпитетом «праздный» и целой поэмой во славу народного трудолюбия во второй части рождает бездну смыслов, в которой скорбь уже неотделима от иронии. Последние две строки полны сарказма, но в сущности рассказчик констатирует, что картина и впрямь отрадна – для генерала, которого она должна вполне устроить. И на фоне этого страшного пессимизма особенно явно читается неверие Некрасова в скорейшую возможность каких-то иных картин, ведь не только у взрослого рассказчика, но и у маленького Вани нет шансов дожить до «поры прекрасной», когда все будет иначе.