Яролика провела рукой по лицу, еще больше размазывая грязь. Она наконец усилием воли оторвала взгляд от прошлой жизни, от родного дома, догоравшего перед ней, и посмотрела на молчавшую подругу.
– Идем, – хрипло сказала она. – Они уехали, мы слышали.
Горислава кивнула, поднялась, пошатываясь от усталости, страха и горя, зачерпнула пригоршню снега, растерла им лицо и двинулась к деревне.
Чем ближе они подходили, тем больше страшное зрелище им открывалось. Небольшие избы, обычно в это время начинавшие весело пыхать дымом из труб, сейчас тоже дымили, но только чад поднимался от полуобгоревших стен. Снег не позволил пожару разойтись, поэтому полностью деревня не сгорела. Однако куда больший ужас вызвало у подруг не зрелище пожара, а тела, лежавшие там, где их настигла смерть. Полуодетые, кто-то не обутый… Первого Яролика и Горислава увидели на входе в деревню. Обе остановились и только крепче сжали друг другу руки, не решаясь подойти. Мужчина в простой домашней рубахе лежал спиной вверх. Светлые волосы на затылке окрасились в красный. Пуля вошла точно в голову.
– Я посмотрю, – наконец решилась бледная Яролика, приблизилась к мужчине и опустилась на корточки. Еще сильнее побледнев, она повернула его голову, чтобы рассмотреть лицо. – Дядя Зорислав. Боги…. Его же добивали, – ахнула она, заметив вторую рану. – Смотри, его ранили в спину, и пуля в живот прошла, а когда упал, то добили… Звери, какие же звери. – Она отползла в сторону, не в силах подняться на ноги.
Горислава затряслась всем телом, подбежала к подруге, схватила за локоть и рванула вверх:
– Идем, – отрезала она, – сначала к твоему дому, он ближе, потом к моему!
Яролика, опомнившись, бросилась к своему дому. Он еще стоял и выглядел целым, хотя стены почернели. А вот сарай и конюшня сгорели дотла. Яролика влетела во двор и остановилась как вкопанная. Она почувствовала, как стиснуло грудь, и на миг девушке показалось, что она не может дышать. Она приоткрыла рот, жадно хватая им воздух, и медленно пошла вперед к крыльцу, рядом с которым лежали тела ее родителей. Стояна упала на спину, пуля вошла ей в грудь. Ее застывший удивленный взгляд смотрел в небо, словно не веря, что больше там ничего не увидит. Живко лежал рядом, в последней хватке вцепившись пальцами в ладонь жены. Яролика прижала руку к губам и судорожно вздохнула. Опустившись на колени, она прижала ладонь к щеке матери, затем погладила по волосам отца.
– Он не сразу умер, – чужим севшим голосом сказала она, положив свою ладошку поверх их сцепленных рук. – За ним кровавый след тянется. Значит, прополз до крыльца, чтоб с мамой вместе уйти. Вместе…. Хвала богам, Перун помог ему успеть…
Она внезапно крепко зажала себе рот руками, заглушая вырвавшийся крик. Из глаз градом полились слезы, а Яролика все так же кричала себе в ладони, не давая этому звуку боли и ярости вырваться на свободу, чтобы его не услышали те, кто все это сотворил.
Горислава, смотревшая на это стеклянными глазами, развернулась и пошла своему дому. Такая знакомая дорогая – теперь так непривычно было все кругом. Куда ни кинь взор – тела и угли. И ни звука. Не квохтали куры, не кричали петухи, ни из одного сарая не блеяла коза. Все было мертво, и Гориславе казалось, что и она тоже умерла, просто случайности, по недомыслию какого-то бога еще ходит и дышит, но на самом деле ее убили, как и всех. Как вон ту соседку, замершую в неестественной позе у собственного забора. Они покупали у нее молоко. Или тех девочек-близняшек, что лежали в сугробе своего дома лицом вниз. Интересно, они правда умерли в таких одинаковых позах или эти нелюди так развлекаются. Или вот того… Горислава замерла как вкопанная. Она не сразу узнала свой двор. Неподалеку от калитки лежал на снегу старший из ее братьев. Она узнала его скорее по одежде, нежели по окровавленным завиткам русых волос. Из его затылка торчал топор. Она с трудом оторвала взгляд от трупа и перевела его на дом. Но дома не было. Лишь груда черного дымящегося дерева.
