Железнодорожные бараки и их землянку смахнули бульдозерами за три дня, предложив жильцам в ожидании квартир в новых многоэтажных домах, пожить год-полтора, где придется. И бабушке с дочкой Надей досталась комнатка в рабочем общежитии. Все согласились потерпеть.
Новый дом на пригорке над железнодорожными путями размахнули на целый квартал. И он вырастал такой светлый, с большими, распахнутыми на восток и на Волгу окнами и балконами так стремительно, что, когда было свободное время, все бегали смотреть, на сколько метров подросли внешние стены.
Надежда рисовала силуэты будущих платьев, и даже не было вопросов, куда после школы пойти учиться, – только в технологический техникум. Все было нормально, перешла на второй курс, и закрутил ей голову приезжий строитель с их же стройки. Умирала от неземной любви, летала над землей. Через полгода строитель уехал к своей жене в Ростов, а дите осталось в семье.
«Светочка! Светик, маленькая, светленькая, беззащитная безотцовщина».
Чтобы получить приличную квартиру в железнодорожном доме, на семейном совете решили, что Надежда тоже пойдет в проводницы, бросив техникум на третьем курсе. Было теперь не до будущих моделей роскошных платьев. Научилась шить, вышивать на машинке, и, Слава Богу, пригодится в жизни.
Уговорили тут же в общежитии пенсионерку Дарью, всю жизнь проработавшую обходчицей на трассе, чтобы присматривала за малышкой, пока обе – и мать, и бабушка – будут в рейсах.
Надежда попала на южное направление, очень удобное – днем отъезжали, сутки до Кисловодска, вечером – обратно, в обед на другой день уже дома. Потом отгулы. Бабушка была на дальних рейсах – до Новокузнецка, Челябинска.
И Света, когда подросла, после первой поездки с матерью летом несколько дней подряд потом всеми своими косточками ощущала неторопливый перестук колес на стыках рельсов и слышала призывные гудки.
Стройка дома затянулась на годы. И квартиру они получили, когда Свете исполнилось пять лет, и ее отдали в круглосуточный детский сад до школы. А потом бабушка ушла на пенсию, чтобы не бросать внучку на чужих людей.
Наконец, дом встретил своих жильцов. Им отломилась двухкомнатная квартира на четвертом этаже. И здесь тоже было, как в поезде.
На этой ветке в южном направлении, мимо дома поезда шли, как заведенные, с редкими интервалами, один за другим, переполненные пассажирами, круглый год, сменяясь эшелонами вагонов с лесом, цистернами с нефтью, газом.
Растянувшиеся на километр многотонные составы сотрясали все стены, и Свете иногда казалось, что скоро дому станет скучно на одном месте, и он соскочит ночью со своего фундамента и тоже помчится вслед за какими-нибудь привлекательными новенькими вагонами. И утром она не увидит своего привычного двора с уютной беседкой и качелями в молодых посадках гордых тополей.
Денег – пенсии бабушки и зарплаты проводницы – не хватало, и было решено сдавать спальню студентам. Сами ютились в большом зале – бабушка на железной скрипучей односпальной кровати, мать – на диване, Света – на раскладушке.
И, вообще, квартира напоминала плацкартный вагон – постоянное перемещение народа. Кто-то спит, как мать после рейса, кто-то пьет чай и варит на кухне, как бабушка, кто-то уткнулся в учебники (конечно, Света), или смотрят на кухне телевизор и болтают девчонки – студентки.
Этот вечный, шумный, цыганский табор приучил Свету ценить тишину.
