– Надо. Ты поосторожней, Джо, – так же ласково посоветовала Марина и внимательно присмотрелась к остальным бездельникам. Ну, кто еще?..
Бездельники тут же нашли себе дела и разбежались, недоумевая, что за муха укусила капитана. Остались только Поросенок, принесший бумагу и чернила, и Смолли с рукой в лубке – он подпирал фок и хмуро жевал соломинку.
Надо бы порадовать команду, подумала Марина мельком, обмакивая перо в чернила. Посмотрим, что можно получить с других испанцев.
В несколько штрихов нарисовала карту, миг подумала, черкнуть ли ему пару слов… и вдруг так захотелось прямо поверх карты написать: «Да похить же меня, дубина!»
Махнуть через борт, распустить парус баркаса, поймать ветер и умчаться к Лиссабону, или к Малаге, или куда угодно, лишь бы вместе с ним, с ее фениксом… Мечты. Зряшные, пустые мечты. И команда не даст умыкнуть своего капитана, и паруса у ялика нет. И дон не захочет. Нужно ему это «вместе», как же. Но, может, хотя бы вспомнит? Когда возьмет саблю – он же сказал, что у них похожи голоса. И вот, вот, он же видел четки у нее в руках, пусть вспомнит, хотя бы иногда!..
Хотя… зачем? Она сделала все, как нужно, а с доном они больше не встретятся. И хорошо, что не встретятся. Он – испанец, она – англичанка. Англия с Испанией еще сто лет будут воевать, и если они встретятся, то врагами.
Не стоит.
И помнить не стоит. Ни ему, ни ей.
Все это – сон в летнюю ночь, наваждение.
Фата Моргана.
Она так и подписалась: «Фата Моргана», отгоняя воспоминание о его шепоте, о восторге в его глазах…
– Нед! Где этот одноглазый кальмар?!
Одноглазый кальмар бесшумно возник рядом.
– Слушаю, капитан.
Она сунула ему карту, не обращая внимания на немой вопрос: «Что с тобой, Марина?» В следующие несколько минут она не обращала внимания ни на что вообще. Дона надо было выпроводить в его Испанию и забыть. О самом доне фениксе и об этой ночи. Просто – забыть. Не обращать внимания на его взгляд поверх, играющие на скулах желваки, не дергаться поймать его, когда чуть не соскользнул с веревочной лестницы…
Пусть.
Она сделала что должно, на все прочее ей плевать.
И она стоит тут, на полуюте, и смотрит в сторону Лиссабона не потому, что он – там. Ей все равно, что он никак не оторвет взгляда от убегающей под всеми парусами «Розы Кардиффа» и что кажется – смотрит прямо ей в глаза… Тоньо?.. «Помни меня. Просто – помни».
Над плечом кашлянул Нед:
– Капитан, там матросы с «Санта-Маргариты» хотят с вами говорить. Привести или сбросить за борт?
– Привести. Всех испанцев, – бросила она, не оборачиваясь.
Вдох. Выдох. Капитану шлея под хвост попала, капитан будет тоску разгонять. То есть дурить. Может, в самом деле удастся отвлечься. Какая досада, однако, что море от горизонта до горизонта пусто. Сейчас бы хоть какой завалящий фрегат, да хоть фелуку с парой десятков перетрусивших турок.
Слишком жадных и слишком бешеных даже для пиратов.
Проклятие!
Она медленно обернулась, встретилась взглядом с Поросенком: малыш вертелся рядом, делая вид, что страшно занят мытьем палубы. Подмигнула ему. Юнга просиял и завозил шваброй по доскам еще активнее. Скоро дырку протрет.
Не прошло и пяти минут, как на свежевымытую палубу поднялись сначала Нед и Джо, затем капитан «Санта-Маргариты» – дон Хосе Мария Родригес, кажется, – и еще два испанских офицера. Офицеры молчали сами, а капитану уже успели сунуть в пасть какую-то тряпку. Не иначе чтобы не портил прекрасное утро. Офицеров вели Смолли и еще двое. За ними шли семеро матросов с «Маргариты», все перебинтованные, один даже без глаза, но – на ногах и с решительным лицом. Зачинщик, и к гадалке не ходи. И, разумеется, на палубу высыпала вся команда «Розы», кроме вахтенных. Даже марсовый, и тот свесился из корзины, как гроздь переспевшего винограда. Команда дожевала утренний хлеб и жаждала зрелищ.
