– Жалко, что отсюда нельзя выпихнуться обратно!
Он молчит. И я вспоминаю, что старец Ларий попал в Захолустье через тот же самый портал. Увидел, как тут лечат чувствами. Начал отдавать свои эмоции. Спасал людей. И вот так типа почти случайно основал религию. И решил остаться здесь навсегда. Отдал свою реальную жизнь за благополучие местных людей.
– Вы не жалеете, что остались?
– Я не мог это изменить. Значит, жалеть было не о чем. А ты не жалеешь, что спасла людей? Там, у себя в школе?
– Нет. То есть, жалко, что я туда вернуться не могу, но ведь они там в порядке. Ну, я надеюсь. Если я не буду верить, что они в порядке, я с ума сойду. А то как-то совсем бессмысленно получилось.
– Осмысленно, уверяю тебя! Мы никогда не знаем всех последствий своих поступков. Даже самых простых действий.
– Ну да. Конечно! Если бы мой папа не захотел выпить, он бы потом не уснул за рулём! Я бы не испугалась, и вы бы не забрали меня вместе с моим страхом! Как, кстати, вы забираете? Я до сих пор не понимаю.
Ларий будто не слышит мой вопрос. Говорит о своём:
– Представь, как актёр играет в спектакле. Он знает про сюжет и про героя, а про зрителя не знает ничего. Что зритель там увидит, что в зрителе поменяется – актёру обычно неведомо. Может, человек поймёт, в чем смысл жизни, а может, уйдёт в антракте водку пить.
Он это так сказал… Будто это и про него тоже. Может, он тоже раньше был актёром, в той жизни. И тут решил сыграть Мессию, как Глеб Гордеев из моей театралки. Ну, Глеб играл в этюде пророка-Спасителя. Мой дорогой Ж, кстати, играл Иуду в мюзикле про Иисуса, сам предавал Спасителя. Интересно, какая здесь роль у меня?
Ларий знает ответ.
– Здесь ты тоже можешь спасти весь город. Всех.
– Но как же я? Всех спасу, а себя спасать не буду? Меня никто не спасает.
Ларий молчит. Чешет белую бороду. Хочется за неё потянуть, вытащить ответ на вопрос о моей жизни.
– А я точно не могу назад?
– Исполнишь свою миссию, тогда попробуем! Если захочешь.
– Я не то чтоб хочу. Или не хочу. Мне надо знать, что это возможно. Что я могу вернуться!
– Конечно, можешь. Просто не сейчас.
– Да я тут рехнусь!
Ларий выдыхает смех вместе с паром изо рта.
– А кто сказал, что богом быть легко?
– Но ведь вы не бог?
– Я пророк. И ты тоже. В тебя верят, Вика.
Он называет меня моим настоящим… нет, моим прошлым именем. Я Вика, да. Виктория Валерьевна. Мне пятнадцать. Или уже шестнадцать? Я не знаю, сколько времени у меня, ну, там. Я хочу обратно. Но богом… пророком тоже хочу быть. Вот такая вот развилка. Пойдёшь налево – голову сложишь, пойдёшь направо, тоже что-нибудь потеряешь, поедешь прямо – впилишься в бампер чужой машины и пробьёшь головой стекло.
– Когда в тебя верят, отказывать нельзя. Это уже не твой выбор, это судьба так сложилась.
Он давит словами, я дёргаюсь, будто так могу все эти слова стряхнуть с себя. Дохлый номер. От такого не уйти.
– А я точно смогу из пророков обратно домой?
Нет ответа.
– А вы когда-нибудь пробовали назад?
Снова тишина и пар изо рта.
Как сфинкс из мифа! Кажется, у сфинкса было три загадки. Или три варианта ответа. А потом по-любому смерть. Ну, два варианта я уже прощёлкала. Что бы такого спросить?
– А как вас звали раньше? Там, у нас.
Он выдыхает с присвистом. А может, присвистывает от удивления.
– Георгий Анатольевич.
– А почему вы Ларий?
– А почему я сюда попал? Так сложилось, Дым.
И он смотрит вверх, на свод арки, там крупные квадратики лепнины. Одни квадратики пустые, другие с цветочками. Чередуют друг друга. Узор как в крестиках-ноликах… нет, как в этих, игра такая, тут её нет, а там есть: слоны, лошади, фигурки… типа солдатики? Ещё там вроде бы герцог и герцогиня… Не вспомню. Но рядом со мной человек, который может знать!
