– О! Еще и драка была!
Ирландец усмехнулся.
– Да так, «расчесали» друг друга немножко. Зато теперь: мир, дружба, жвачка!
….За распахнутым окошком солнце катилось к горизонту, трепетала на ветерке листва старой, искореженной морозами сливы, а мы все говорили, говорили… О чем? Да о мотоциклах, конечно! И еще о дороге! Оказывается, Ирландец не однажды ездил во Владивосток, и мог рассказать нам много интересного.
О фотоаппарате я вспомнил тогда, когда все были уже изрядно пьяны. То есть не о самой камере, а о содержимом, которое я отснял на заброшке. Почему до сих пор никто не поинтересовался, что же я там наснимал – загадка!
– У тебя большой дисплей или телевизор есть? – поинтересовался я, прервав очередную горячую речь Ирландца на тему: «А вот у меня был моциль! Всем моцилям моциль!»
– В зале! – бросил он и вернулся к рассказу.
Карабас слушал его с вниманием очень пьяного человека. Наверняка все слышал не в первый раз.
Зато Кроха быстро понял, что я хочу. Он, наверное, был самый трезвый из нас. Пил он чисто символически с того самого момента, как услышал, что Ирландец работал в УВД. О том, как этому факту относится мне, я еще не решил. С виду Ирландец был свой в доску парень, а там – посмотрим.
Я достал кофр с камерой, прошел в зал, где напротив огромного, висевшего на стене экрана в кресле уже удобно устроился Кроха. Включил телевизор, подсоединил к нему фотоаппарат и начал просмотр фотографий, сделанных в дороге.
Сначала пошла череда снимков «Мы у Коляна», «Мы и наши мотоциклы», «Кроха и родные просторы», «Мы и наша палатка», просто просторы, смешные дорожные знаки, дальнобойщики и всякая другая лабуда, которую обычно снимают в дороге. Была пара неплохих пейзажей, которые я отметил совершенно автоматически. Наконец, на экране появился взорванный капонир.
Кроха качнулся вперед, к экрану.
Фотографии заканчивались на живописном коридоре второго этажа казармы. Последняя крупным планом показывала развороченный электрощиток.
– Все! – сказал я, предвкушая реакцию, и она не заставила себя ждать.
Кроха подпрыгнул в кресле.
– Как это! А где эти…. Автоматчики? Леха, ты гонишь? Ты что, не успел их отснять?
– Успел! – хмыкнул я и запустил видео, которое я снял из окна казармы.
Кроха затаил дыхание. Я и сам сел на ковер прямо перед телевизором и стал всматриваться в экран. Качество было не очень, все-таки камера не была предназначена для съемок видео, но видно было хорошо. И болванки эти, и мешки, и коротышки в противогазах.
А когда мешок упал на землю, и оттуда рука вывалилась, и мелочевка какая-то из руки на землю посыпалась, Кроха второй раз в кресле подпрыгнул. А потом запись кончилась, и мы услышали голос Ирландца, стоявшего в дверях.
–А теперь еще раз и помедленнее!
Из-за спины Ирландца выглядывала разомлевшая физиономия Карабаса. Я запустил видео по новой. Карабас плюхнулся на диван, Ирландец присел прямо на пол рядом со мной. Взгляд его не отрывался от экрана. Когда видео закончилось, он вырвал у меня пульт от фотоаппарата, начал тыкать в кнопки.
– Ну-ка, ну-ка! Как вернуть? Как обратно перемотать? – бормотал он.
– Куда именно? – спросил я, уже зная, что именно он попросит.
– Да вот на руку эту, и на кругляши!
Я отобрал пульт, вернул запись на самое интересное.
Остановил на руке и на рассыпавшихся «живых» шариках, увеличил, насколько позволяла камера.
Мы замерли, рассматривая изображение. Каждый прикидывал, что это такое может быть. На экране была какая-то фигня, норовившая вот-вот распасться на пиксели: небольшие сероватые шарики в пятнах, у каждого вроде бы поясок светлый и вроде бы даже лапки просматриваются…
