Между собой тройка, нет, не лошадей, предполагала, что «обоих» в нужно будет убить, но начальство посчитало более сладким образом постараться их прикончить за океаном, и перечить этому было глупо, ведь месть – сладкий плод, и чем лучше ее проявить и организовать, то тем слаще он будет. Пока что мало кто из беглых был убит на чужой земле, но скоро, очень скоро все проявиться. Большевикам пока было не до этого. Всех радовала возможность посетить то, что они называли не иначе как «Стэйтами». Сами парни были примерно тридцатилетнего возраста, проявившими себя во время событий в Петрозаводске, позже на Каспии.
– Напоминаю, что завтра мы отчаливаем, никакого питья и глупостей, хотя вы не такие, но все же. Да, и еще, как вас там, «господин», эх, Богодухов, да, звучит смешно, не так ли, товарищ Нойтер? Напоминаю вам в официальном порядке, что общаться на «вы» отныне и с «пиететом» должны и выбросьте ваши глупые шутки, на корабле это не поймут. – сообщил в утренней беседе, за столом у заросшего малинника главный по операции, бывший «уполномоченный» Самарской «царской охранки», мужчина, лет сорока пяти, Бобров Семен Семенович, под «творческим псевдонимом» под данную операцию – Негласов Семен Петрович. – Мне такой ликбез проводить не надо, выучил все, все понятно – с хохотом заявил третий, после реплики и тишины от товарища Нойтера-Богодухова, кому было все адресовано. Третьего звали Романом Михайловичем Морозовым, ему даже псевдонима не дали, таким и остался.
– Ну и ладненько. – сказал в очередной раз свою любимую фразу Семен Семенович.
Именно так он говорил и февральские дни, когда поджигал здание Самарского полицейского отдела и несколько раз приговаривал. Сгорело все, но нужные архивы он, вместе с неравнодушными, унес с собой и помог большевиками, чем заслужил великий почет и должность. Но дальше он не героизировал, охотно сидя в штабах в тыловых городах, но вызвался на данную операцию, и без труда получил разрешение, решил «проветриться».
Крайне странным, схожим на хищный, взгляд, посмотрел на главного, Нойтер-Богодухов. Его оскорбило, что его перебили, да и не ладилось у него в отношении с Семѐн Семеновичем. Он был довольно странным товарищем. За это непродолжительное время у них не сложилось в общении и лишь Роман сдерживал нарастающую неприязнь между ними. Непонятен лишь повод. Товарищ Семен понимал, что если так пойдет дальше, то проще будет от него избавиться, но с другой стороны понимал – что это невозможно, да и не нужно.
Сближаться с объектами надзора коллективным решением принято было в процессе «круиза», или даже уже там, в Америке. Все зависело от указаний центра, но пока они были весьма туманными, с ограниченной задачей, кажущей простой.
Вечером был последний акт связи через телеграфиста, но дополнительных указаний дано не было, да и телеграфист в порту был весьма раздражен, что его отвлекает от передачи списков тех, кто покидал город, украденным за пару часов до этого.
*** В ту же пору, двадцать второго сентября, капитан складывал последние вещи, Ваня был при нем. Вместо долго разговора, он сказал ему следующее:
– Как ты понимаешь, я покидаю город, и это скорее всего, навсегда, но возможно, мне повезет еще вернуться на том же корабле, чтоб забрать оставшихся. Я хочу попрощаться с тобой, к сожалению, я не могу взять тебя на корабль, прости. Ничего не говори, мы сблизились, и ты стал мне за это время сыном, но увы. Я оставлю тебе «фантики», потрать их с умом, да и побыстрей, скоро они станут неактуальными. Квартиру отдаю соседям, ты можешь в ней прожить еще неделю, затем в нее вселяться их родственники. Так было оговорено еще давно.
