Заклейменный - страница 11



– Нет, деда я ненавижу. Но уважаю. Старик – это сила. Он знает, чего хочет и всегда идет прямо к цели, ни с кем не считаясь, ни на кого не оглядываясь. Всегда играет только по своим правилам. А остальные перед ним на цыпочках ходят, слово вставить боятся. Это по-настоящему противно. Мой отец держит в руках всю внешнюю торговлю, один дядя маршальским жезлом размахивает, второй – казной ворочает, третий… А впрочем, чего говорить, ты и так знаешь… Знатные господа все, казалось бы… А на самом деле – марионетки в руках дедушки. Горло друг другу готовы перегрызть за его подачку. Хоть и рассуждают целыми днями про величие нашей семьи. Как мне все это надоело!

– И ты поэтому сбежал? – Ирго, наконец, повернул ко мне свое покрасневшее лицо.

– Не знаю… Нет, наверное. Я о таких вещах еще не думал… Я же совсем маленьким был.

– Тогда почему?

Эх, хороший вопрос…

И в самом деле, почему я сбежал? И как жил до того, как сбежал? Как все объяснить, если я и сам до сих пор не понимаю?

Натаналь всегда должен быть первым – это я усвоил раньше, чем начал ходить и говорить. Первым в музыке и танцах, первым в фехтовании и верховой езде, первым в беседах и науках… Вместо детских игр и веселья – постоянные занятия. Вместо сказок – чтение книг по праву и изучение основ законодательства (то, что я должен буду занять должность Королевского Прокурора, решили еще до моего рождения). Впрочем, игры тоже были, и учитель для них специальный имелся. В семье Натаналей поощрялись игры-соревнования, два раза в год проводились семейные турниры, где я, мои братья и кузены пытались продемонстрировать свое превосходство во всем. Учиться побеждать – вот главное.

Так я и жил до восьми лет. Может, и счастлив был бы. Если бы не ночные кошмары. Если бы не постоянный холод, от которого нет спасения… Впрочем, возможность получить немного тепла имелась – нужно побеждать. Быть первым. Быть лучшим. И тогда отец мог похлопать меня по плечу и сказать: «Молодец». И старший брат Норг мог растрепать мои волосы и улыбнуться. Но это были такие крохи! А я жил ради этих крох.

О том, что может быть по-другому, к семи-восьми годам я начинал догадываться. Из случайно услышанных разговоров прислуги, из «никчемных» рыцарских романов, из которых мне удавалось прочитать тайком страницу-другую, из баллад, которые менестрели исполняли во время праздников…

А потом была поездка в Порт-Геридон. Дед взял меня и моих братьев – Ниора и Норга – на празднование сорокалетия окончания Орынской войны. В первый раз я покинул поместье. И первый раз увидел море. Нет, два моря – море воды и море людей. На первом плясали солнечные блики, и ветер наполнял тугие паруса фрегатов и баркентин. Второе шумело и гоготало, пестрело тысячами красочных нарядов. С небывалым удивлением я смотрел, как безудержно могут веселиться люди, как они смеются, танцуют, обнимают друг друга… Это был короткий миг, а потом карета въехала в Форт, где проводились скучные официальные торжества. Но тогда я не слушал поздравительных речей, а пытался понять и осмыслить только что сделанное открытие: бывает по-другому!

Наступила осень. Мне почти исполнилось девять – значит, пришло время для поступления в младшую ступень школы Марры.

Усаживаясь в карету, чтобы ехать на первый в жизни школьный урок, я и понятия не имел о том, что через несколько часов сбегу. Я даже не думал об этом, пока из окна не увидел группу ребят, спешивших на занятия в публичную городскую школу. Три девчонки-подружки о чем-то переговаривались, постоянно прыская со смеху. Мальчик и девочка чуть постарше шли, взявшись за руки. К ним подбежал другой мальчишка, дернул девочку за косу, получил легкого тумака, после чего все трое со смехом понеслись друг за дружкой по мощеной дороге. И я почувствовал тепло, оно меня словно огнем обожгло. Но это было чужое тепло.