Гнедая всхрапнула, потянулась мордой вправо. Олег повернул голову и ощутил легкий запах гари, а затем разглядел на фоне серого вечернего неба несколько дымков. И лишь после этого Середин сообразил, что прямой холм за скалами есть не что иное, как обычный земляной вал, за которым, видимо, и скрывается секретный северный город. Поверх простенького укрепления сохранились участки кладки из крупных, многотонных валунов – но эти остатки былого могущества, присыпанные снегом, только больше маскировали вал под обычный взгорок с торчащими из него скальными уступами. Ворот Олег тоже не разглядел, и его неожиданно посетила странная мысль:
– Скажи, Сварослав, а почему врата Дюн-Хора стоят на реке, а не на дороге?
– Нет иного пути, окромя Синташты, ведун. – Пожал плечами старик. – Болота округ, леса на сотни верст. Ни пешему, ни конному, ни зимой, ни летом ходу нет.
– Значит, эта река называется Синташтой?
Волхв не ответил, свернув влево, за высокий земляной холм правильной конусообразной формы. Впереди показались заросли карликовых берез – узнать эти изломанные, стелющиеся по земле стволы труда не составляло. В центре уродливой рощицы стоял обветшавший частокол: многие колья накренились, торчали наружу, а некоторые и вовсе попадали, и сквозь щели проглядывали темные идолы славянского капища. Сварослав, оставив коней, вошел в ограду, поклонился идолу, положил что-то к его ногам.
– Не уважают, однако, русских богов в этих землях, – пробормотал Олег.
– То наша вина, ведун, – не оглядываясь, ответил старец. – Мы – волхвы. Они – хранители. Лето придет, братьев привезу. Обновим святилище, жертвы искупительные принесем. Прости слабого своего внука, Отец. Не все помню, не все успеваю…
Последние слова относились уже к идолу, и Середин отвернулся. Молитва – дело очень личное, в нее вмешиваться нехорошо.
Заскрипел снег. Ведун, взявшись за саблю, резко повернулся, отступил на пару шагов, готовый обежать лошадь и схватиться за щит. Однако это были всего лишь мальчишки – трое подростков лет десяти. Меховые штаны, переходящие внизу в мохнатые унты; светлые куртки, немного не доходящие до колен; горностаевые шапки со множеством хвостов, свисающих до плеч или падающих на спину, а спереди закрывающих лицо до уголков глаз. Вся одежда была сшита мехом наружу, что для Руси казалось странным, по краю курток шел рисунок из множества уже знакомых спиралей, закручивающихся в три витка.
– Нас дед Лепкос прислал, – мгновенно остановились ребята. – Сказывал, темный платок над вами витает. Повелел лошадей забрать, покуда живы.
– Сварослав?! – окликнул своего спутника Олег.
– Отдай коней, ведун, – отозвался старик. – Мы пришли. Токмо суму мою седельную сними, в ней грамота тайная.
– Счастливая, – легонько похлопал Середин гнедую по морде, – сейчас отсыпаться пойдешь. А мне, видать, не положено.
Лошадь презрительно фыркнула: дескать, тебя бы на мое место – вторые сутки под седлом. Тряхнула головой.
– Все, все. – Ведун отпустил подпруги, снял с задней луки щит, перекинул за спину. – Сейчас попьешь, поешь, отоспишься. А обещание про хлеб помню. Просто нет у меня сейчас хлебушка. После отдам.
Затем он снял с седла волхва полотняную сумку, повесил на плечо.
– Все, забирайте. Да только не торопитесь с ними! Хватит с бедняг, набегались.
Ребята повели скакунов к городищу, а Олег направился к святилищу, задержался в воротах. Крест на запястье оставался холодным – а значит, никакой магической силы в капище не было. Вот уж воистину – не боги дают людям силу, а люди богам. Любая деревяшка может стать намеленным, а потому могучим предметом. И в то же время самый великий храм теряет силу, когда в него перестают приходить верующие.
