Закон бабочки - страница 26



– Я же сказал – настоящие! – обрадовались в первом.

Внимание зрителей сосредоточилось на кончике ножа, которым, как кистью, создавался натюрморт, достойный голландцев. Из невзрачной каральки возникла полоска нежно-розовых и мокрых, как пятачки молочных поросят, кружочков колбасы. Хрустнул под ножом огурец-переросток, брызнули кровью томаты, зажелтели полоски перцев, и зелёно-розовая, сияющая сметанной вершиной Фудзияма была перенесена, под одобрительные возгласы зрителей, на середину стола.

– Артистка! – ахнул Жуков и ткнул в бок жену: учись, мол.

Раздражённый начальник и счастливый Саша, позабыв разногласия, захрустели огурцами.

– Вот и до правды жизни добрались, – мрачно пошутили на галёрке.

Зал оживился. Режиссёр не врал: спектакль задел за живое. Не отрываясь, все следили за начальником, который гонял по тарелке последние бусинки горошка, готовясь к финальному монологу. Кто-то неделикатно чмокнул. Возникла пауза, и Валя спросила, обращаясь не то в зал, не то к Саше: ещё?

Саша нерешительно глянул в зал. Видно было, что он хочет ещё.

– Давай, – шепнула молодая Жукова и ласково глянула на мужа. – Пусть покушает.

Обрадованная героиня застучала ножом, а влюблённый Саша откашлялся и открыл рот, чтобы начать свой сильный монолог.

– Сметана-то московская? – неожиданно громко спросил вконец обнаглевший Жуков.

Смутившись, Валя показала банку.

– Наша! – ахнули в зале. – Только в театре и увидишь.

– Ага. – поддержали с балкона. – Чтоб на сметану посмотреть, билет купить надо. Саша закрыл рот. – Колбасу-то не в железнодорожном брали? – послышался голос Жуковой тёщи. – Тише вы! – зашумела галёрка. – И так не видно! – А что, пусть скажут. – интеллигентный мужчина поднялся со своего места и снял шапку. – Нам всё говорят: не хлебом единым. Но без хлеба тоже не может человек.

Директор хлебозавода подпрыгнул от возмущения и завопил по-бабьи звонким голосом:

– Как вам не стыдно, товарищ? Вам что, хлеба не хватает? Единственный продукт, который всегда есть в продаже!

– Валя, давай уйдём отсюда! – гаркнул, наконец, Саша. – Как ты можешь сидеть за этим столом?

– Ишь какой, – осуждающе загудели со всех сторон. – Наелся колбасы и пойдём, говорит. Сам-то её прокормишь? Такой красавице сколько всего надо… Скажи лучше, где продукты брал. Если в дежурном, то мы ещё успеем. Актёры ошалело глядели в зал. Из-за кулис выпорхнул режиссёр. – Друзья мои! Высокое искусство не ограждает нас от проблем повседневности. Но – возвысьтесь! Оторвите глаза от стола вашего! Нравственные проблемы – вот что волнует нас в этом спектакле.

– Вот и я говорю – безнравственно это, – подал голос клубный сторож. – Одни икру ложкой кушают, а другие на хлебе сидят.

Не дожидаясь окончания сцены, пунцовая, как помидор, Валя схватила чемодан и рванула со сцены. Следом, не выходя из образа, важно прошествовал начальник. Воспользовавшись заминкой, Саша нацепил на вилку последний кружок колбасы. – Я ж говорил – в дежурном магазине. Как раз перед спектаклем машину разгружали. – Поторопитесь, граждане, скоро закрывают…

Через минуту зал был пуст.

Жизнь наша…

Витька приподнялся в постели и прислушался. За стеной тихо шваркала швабра, сестра-хозяйка свистящим шёпотом отчитывала кого-то за простыню… тихий час.

Пристроившись на край тумбочки, он вытащил тетрадный лист, авторучку и задумался.

«Заведующему горторгом. Заявление.

Прошу три ящика водки…»