Дверной колокольчик мелодично звякнул, когда я вошла. Я видела такие всего несколько раз – в хижине Леэтель да в лавках в городе. Но если с магазином все ясно, там звон оповещает торговца о приходе покупателя, то зачем старуха повесила колокольчик у себя, я не понимала. В хижину на болоте уже лет десять точно не заглядывал никто, кроме меня. Селяне считали чащобу проклятой, покосившийся домишко – зачарованным, а его престарелую обитательницу – ведьмой.
«В их опасениях есть доля правды», – усмехнулась я.
Меня не переставало удивлять то, что изнутри хижина выглядела гораздо просторнее, чем снаружи. В воздухе приятно пахло мятой, горькой полынью, зверобоем, кипреем и другими лекарственными травами. Под потолком висели сухие пучки, а на полках вдоль стен теснились баночки и бутылочки с мазями, отварами и зельями. Здесь всегда было чисто и сухо, что вблизи болота – настоящее чудо. Впрочем, это и было чудом, ведь огонь в очаге поддерживали не дрова, а магия хозяйки дома.
Старуха, дремавшая у окна, услышала звон колокольчика и повернулась к двери.
– А ты сегодня припозднилась, Эль! – ехидно усмехнулась Леэтель, но, увидев мое хмурое выражение лица, осеклась: – Что с тобой, девочка? – Старуха пытливо всматривалась в мое лицо.
Несколько мгновений я раздумывала, стоит ли рассказывать ей, но чувства перехлестнули через край:
– В лесу охотники… – у меня задрожал голос.
– Они пришли за нами?! – Старуха вскочила с места на удивление проворно для своих лет.
– Нет, это… просто охотники. Только сегодня их так много, как будто вся знать Брандгорда пожаловала. Обнесли флажками половину леса, да еще в два ряда, наставили ловушек и силков. – С каждым словом я распалялась все сильнее. – По дороге сюда я наткнулась на матерого змееволка. Две его лапы попали в капканы, и я… Я прервала его мучения. – Горло сдавило от едва сдерживаемых рыданий.
Этель хмуро покачала головой и постучала по скамье рядом с собой. Я присела к ней, уткнулась в плечо старухи, покрытое шерстяным платком, и дала волю слезам.
– Рассказывай все, – в ее голосе послышалась сталь, воздух вокруг наэлектризовался и стал вязким, – станет легче.
Повинуясь магии слов болотницы, я начала в подробностях описывать сцены в лесу и едва успела остановиться, чтоб не проговориться о спасенном юноше. Леэтель становилась суровее с каждым моим словом, к концу рассказа ее седые брови почти сошлись к переносице:
– Флажки в два ряда, звероловов больше, чем зверей, с чего это такое внимание к лесу? – Старуха с закрытыми глазами растирала виски длинными корявыми пальцами.
– Может, граф или барон пожаловал? Хотя они уже бывали на охоте в наших краях, но такого я не припомню. – Мысли скакали, как блохи по шелудивой собаке.
Болотница прищурилась:
– Не к добру это. Вдруг кто-то донес местным аристократам, что ты в травницы подалась? Или, того хуже, до них дошли сплетни обо мне… Вынюхивают тут, прощупывают, а потом, глядишь, и ведьмоловы явятся.
– Не горячись, Этель! Это была обыкновенная охота. Просто очередного жадного до развлечений вельможу потянуло потешиться. Мальчишка с золотыми вивернами никак не тянул на ведьмолова. – Я слишком поздно поняла, что сболтнула лишнего, но старуха уже ухватилась за мои слова.
