Марина смотрела на меня, и теперь в её взгляде не было равнодушия — там плескалась огромная обида. Но хрен мне стало от этого легче!
Я теперь не знаю, что хуже — равнодушие или такая больная обида размером с чёрную дыру. И точно так же, как и любая чёрная дыра, она без пощады поглощает любой свет и позитив. Что бы я ни делал, Маринка теперь всё видела исключительно в чёрном цвете.
— Обычные фотки, — съязвила жена, и её глаза, к моему полнейшему ужасу, наполнились слезами. — Такие фотки любовницы посылают своим мужикам. В купальнике.
Я просто моргал, глядя на Марину как баран на новые ворота.
Но я и правда баран, наверное. Потому что я ни хуя не помнил.
Чистый лист, твою мать.
— Марин, я вообще не понимаю, о чём ты говоришь, — выдал я гениальное оправдание, залез в нагрудный карман куртки и вытащил свой мобильник. Отдал его жене. — На, держи. Пароль тот же, ты его знаешь. Найди мне эту хрень, потому что я не врубаюсь, о чём речь. Я тебе чем угодно могу поклясться, что у меня четыре года никого не было. Только ты.
Маринка презрительно фыркнула, вновь ни капли мне не поверив, разблокировала телефон, ковырялась в нём минут пять и, когда мы стояли на следующем светофоре, протянула мне трубу обратно.
— Вот, любуйся. Контакт называется «Милка». Отличное прозвище для твоей мокрощёлки, но мог бы…
— Бля-я-ядь, — выдохнул я, посмотрев на экран, и внезапно всё вспомнил. Вот я дебил! Конкретный придурок. Слов нет, твою мать! — Марина-а-а, какое, к чёрту, прозвище? Это имя! Ты не помнишь её, что ли? Мила Милованова она, одноклассница моя, ты её много раз видела, я тебе сам фотки показывал. Я с ней в школе за одной партой сидел лет пять! Она много лет замужем, родила двоих мальчишек и после этого разжирела почти на полцентнера, никак похудеть не могла. И этот альбомчик с фотками она присылала, скорее всего, всем, кому хотела похвастаться результатами похудения. Она ради него бариатрическую операцию делала, прикинь?
Марина молчала, растерянно рассматривая телефон, где красовалась наша с Милкой редкая переписка. Полистала туда-сюда, посмотрела аватарку… и выдохнула:
— Точно, Милованова, я вспомнила. Она же риелтор, да? Ты с ней по работе ещё общаешься, консультируешь по новостройкам. Как это я сразу не поняла…
Ой, я бы сказал как, но не буду. Потому что тогда Марина наверняка разозлится. А я и сам не знал, что по этому поводу думаю и чувствую, кроме раздражения и усталости.
Видимо, Марина приревновала. И любовника себе завела, может, из-за этого как раз? Разозлилась и решила тоже оторваться, если я, такой гад, слово не держу — я ведь обещал ей больше не изменять.
Я всё это понимал. Но меня не радовала её ревность, потому что подобным образом, чёрт возьми, можно до многого дойти. Марина и так регулярно проверяла мой телефон, и я об этом знал. Она была в курсе всех моих паролей, могла зайти куда угодно — на почту, в мессенджер, социальные сети, банковские приложения. Но причину для ревности можно в любой момент найти где угодно. Вон как с Милкой получилось. Хотя я тоже дурак — надо было удалить ссылку на этот грёбаный альбом, и всё. Хотя, нет, надо было его Марине показать и объяснить, что это такое и почему у меня в мессенджере лежит ссылка на фотографии полуголой одноклассницы. А я затупил.
Дальше мы ехали в полнейшем молчании. Я вёл машину и периодически поглядывал на Марину, которая задумчиво поглаживала бутоны тюльпанов, прикрыв глаза.
