Один – с роскошным красно-огненным оперением, а другой – с багрово-черным. Видать, второй и был призван изображать самца… Красный был явно не в восторге от своей роли самки. Интересно, почему я твердо решила, что это оба – мужчины? Еще в детстве, после того как мне показали эту комнату, так решила.
Пока я размышляла о пернатых, часы пробили семь. Я почти скатилась с постели и, накинув теплую шаль, так как стало прохладно, рванула из комнаты. Коридоры не пугали меня своей темнотой: я прекрасно знала дом и могла найти дорогу даже с закрытыми глазами. Под ногами мягко пружинила ковровая дорожка, щекоча ступни своим ворсом. Что-то я не подумала… Шаль взяла, а сама-то выскочила лишь в широких штанах, тунике и тонких носочках. Ладно… папу ограблю, если что. Хотя в его тапках тем же брауни можно море переплывать. Маленькие они, эти брауни, не больше моего пальца. Но тяжеленькие… Так что с плаванием я, пожалуй, погорячилась. Брауни прибирались у нас дома, это были незаменимые слуги. Из-за веса и магии они могли становиться гораздо больше.
И вот она… дверь в кабинет отца! Я с замиранием сердца ее отворила, приготовившись увидеть невероятное. Ну а как же иначе? С такими-то тайнами вокруг!
Дверь меня разочаровала первой. Противно заскрипела, начисто разрушая волшебство момента. Вторым разочарованием было то, что папа ругался. И даже не на меня. И не на маму.
Папа ругался с попугаем. Попугай отвечал ему презрительным взглядом и ледяным молчанием.
– Это приказ! – провозгласил наг и сложил руки на груди.
Мама только покачала головой и вздохнула.
Попугай же, кстати, сидевший на спинке отцовского кресла, ответил нагу полным превосходства взглядом и неторопливо развернулся к нему хвостом, гордо вскинув голову с красивым хохолком.
Судя по всему, это был ответ. Папа тоже являлся мужчиной сообразительным и понял, что птиц имел в виду.
Попка был красавчик, кстати! Почти весь черный, с переливами цвета красного вина, а в хвосте, маховых и на хохолке – несколько ярко-красных перьев.
– Ой, какая прелесть, – восторженно выдохнула я и с восторгом посмотрела на папу. – Это мне?! Спасибо, спасибо, спасибо!
Попугай стремительно обернулся, смерил меня злобным взглядом, передернулся и вновь вернулся к созерцанию панорамы за окном.
– Да, тебе, – злорадно выдал отец. – Подойди, возьми браслетик.
– Подожди, – отмахнулась я и осторожно обошла стол, приближаясь к нежданному подарку и воркуя: – Какой ты красивый, какой ты хороший…
– Дур-р-ра! – внезапно выдал попугай и отвернулся.
– Это что? – озадаченно вопросила я в пространство.
– Твой диагноз! – «любезно» разъяснил мне этот пернатый суповой набор.
– Познакомься, это Кеша! – просветила Гани, солнечно улыбаясь. – И вам обоим не помешало бы найти общий язык. Кеша, тебе все ясно?
– Нет, – нагло отозвался попугай и для непонятливых уточнил: – Кеша тоже дур-р-рак! – это было сказано с такой интонацией, что почему-то не осталось сомнений: дураки тут – все присутствующие, кроме попугая.
– Да, я вижу, что вы точно поладите, – пробормотала Гани, но тут же снова разулыбалась и, глянув на пернатого, с намеком спросила: – Тебе не надоело текущее положение дел?
– А вар-р-рианты? – недовольно буркнул попугай, но темно-зеленым глазом в сторону наги косился теперь с явным интересом.
– Земляна, – невинно ответила Гаррини и поспешно добавила: – На твой призыв она должна прийти.
