А я несся, слыша, как грохочут ответные неприцельные очереди, и как пули разозленными пчелами свистят над моей головой… Хорошо, что над, ибо ряд столов частично прикрыл меня от стрелков. Но чтобы добежать до двери, мне нужно будет преодолеть несколько метров открытого пространства. Всего ничего. От силы один кувырок с разгону – и я вылечу из бара, словно мячик.
Кувыркаться я умею неплохо, обучен делать это даже с рюкзаком на спине и запасным стволом, засунутым под этот рюкзак – главное грамотно башку подвернуть и правильно толкнуться ногами. Ну, я и кувырнулся, уже видя перед собой полуоткрытую дверь, в которую совсем недавно вышел тот тип с половинкой противогаза на морде. Еще мгновение – и я за порогом…
И в этот момент в меня ударила пуля.
Судя по тому, как рвануло плечо – в руку…
Если не задет крупный нерв, в первые секунды после огнестрельного ранения боли нет. Ты чувствуешь просто тупой удар и онемение в пораженной области. И немедленный страх опустить глаза и увидеть то, что наделал крохотный кусочек раскаленного металла… Боли нет, боль придет потом. Сначала приходит страх – липкий, парализующий – и только от тебя зависит, как ты себя поведешь. Замрешь на месте в ожидании наступления боли, либо мысленно дашь тому страху локтем в зубы, и продолжишь намеченные действия. Ибо в боевой ситуации страх опаснее любого ранения, и умирают от него намного чаще, чем от самых страшных ран. Почему? Все просто. Испугавшийся останавливается, замирает, ожидая прихода боли. А в статичную мишень попасть во второй раз намного проще.
Поэтому я все-таки завершил кувырок, со всей силы пнув дверь подошвами берцев, выкатился из бара, вскочил на ноги и рванул в сторону забора из гниющих голов. При этом я мысленно просчитывал ситуацию. Вот те, кто остался в баре, опрокидывая столы, ринулись вдогонку, вот они подбегают к выходу, на ходу меняя магазины пистолетов и автоматов, вот первые двое перешагивают порог…
Я резко развернулся, намереваясь прошить этих двоих короткой очередью – и понял, что не могу нажать на спусковой крючок. Указательный палец не слушался…
Преодолевая проклятый страх, я опустил глаза…
Твою ж душу! А я так надеялся, что пуля ударила в мякоть, не повредив ничего серьезного.
На самом деле все было очень плохо.
По ходу, тот, кто ранил меня, стачивал напильником острые наконечники своих пуль, а после надрезал их крестом, превращая в печально известные «дум-дум». Такие боеприпасы, по научному называемые экспансивными, запрещены к использованию Гаагской конвенцией в период ведения любой войны. И поскольку в Зоне война постоянное явление, этот запрет соблюдается всеми правильными сталкерами.
Но при этом отморозки, плюющие на законы Зоны, встречаются всегда. И если кто-то из сталкеров поймает урода, пилящего пули, то тот урод имеет все шансы оказаться повешенным на ближайшем дереве.
Правда, в автоматный магазин к каждому не заглянешь, а разрушительное действие экспансивной пули гораздо сильнее, чем у обычной. Поэтому всегда были и всегда будут ублюдки, плюющие на все конвенции мира. Например, сейчас пуля «дум-дум» в хлам разворотила мое запястье. Большой, указательный и средний палец повисли безвольными, окровавленными тряпочками, отделенные от руки вместе с половиной всей кисти. Правда, безымянный и мизинец сохранили подвижность – оказывается, ими я и держал автомат за рукоять, пока бежал к забору.
