Законодатель. Том 2. От Анахарсиса до Танатоса - страница 15



– Так я спрашиваю тебя, скиф. Ты готов нести эту тяжелейшую эллинскую ношу? Настроен ли ты к небывало сложному повороту в своих воззрениях? Готов ли ты всю свою жизнь посвятить поиску истины и мудрости, а также самосовершенствованию? Сможешь ли ты отказаться от многого, особенно, будучи царевичем? Способен ли ты изменить себя, поменять необозримые скифские степи на нечто непонятное и неопределённое, пусть даже и соблазнительное?

Анахарсис буквально отрезал:

– А почему бы и нет? Я согласен на всё, Солон! Я решился! Решился давно. Тем более, что я в шаге от своей мечты. Даже ещё ближе. Только ты способен разрешить все мои сомнения и духовные трудности. Теперь меня уже никто и ничто не остановит. Разве что только смерть. Её, не стану скрывать, боюсь больше, чем мудрости. Мне напророчена ужасная смерть.

– Не надо, любезный, бояться ни мудрости, ни смерти, – это божественные явления. Следует опасаться глупости и неразумной жизни, ибо они присущи исключительно человеку. К тому же, как мне известно, не все пророчества сбываются. И пророки ошибаются. Им тоже не всё ведомо. К сожалению, они ошибаются чаще в худшую сторону. Не очень-то верь пророчествам, особенно случайным. Такие пророки не знают даже о своей судьбе. Всё неведомо никому! Но знай, несмотря ни на что, мудрецы не жалуются на жизнь, не жалуются на судьбу, а наполняют её ярким светом и глубоким смыслом. Жить ради мудрости, знания, истины, жить ради их поиска – это достойнейшее занятие, которое придумали люди со времён появления человека. Хотя иным оно кажется сомнительным, наивным и бесперспективным делом. А некоторым – даже бездельем и глупостью. Однако люди имеют право так думать. Поскольку думать не запретишь никому.

После сказанного хозяин дома доброжелательно посмотрел на гостя, расплылся в широкой добродушной улыбке и одобрительно покачал головой. Он не мог не почувствовать, что с ним беседует достойный человек, молодой муж, обладающий незаурядными способностями и не преследующий каких-либо корысливых целей и злых умыслов. Такие встречаются крайне редко.

После этого непродолжительного разговора, состоявшегося во дворе, Солон дал указание прислуге приготовить добротный ужин, и они, усевшись вдвоём, долго беседовали с Анахарсисом на разные темы. Именно в этот вечер зародилась великая дружба между людьми, один из которых только начинал мудрствовать, а другой уже был известным мудрецом. Этой дружбе суждено было иметь место до последних дней жизни Анахарсиса.

Во время ужина афинский законодатель попробовал уяснить, что представляют собой познания Анахарсиса в области государственности, законов, экономики, проблем власти, этоса. Разумеется, очень многого скиф не знал и вовсе не понимал. Да и откуда он мог такое знать, ведь Скифия не Эллада. Она живёт другими представлениями и ценностями, являя из себя совершенно иной мир. Но, вместе с тем, были вещи и представления, которые Солон счёл добротнейшими и даже превосходными.

Анахарсис не по годам был развит, догадлив, нестандартен в суждениях. В своих мыслях и выражениях являлся человеком, чрезвычайно острым на язык. Он был открыт, честен. Всё, о чём говорилось вокруг, молодой царевич схватывал мгновенно, немедля. Умел не только говорить, но и внимательно слушать. Правда, иногда торопился, забегал вперёд, но так ведь поступают почти все, кто хочет многое знать. Создавалась видимость, что скиф стремиться освоить всё и сразу. Ответы, на задаваемые ему вопросы, были интересными, довольно точными, самостоятельными и с чувством иронии, иногда весьма злой. Однако по большей части беседа сложилась так, что Солону самому пришлось отвечать на вопросы гостя, нежели расспрашивать его. Вопросы молодого царевича были сложными. Афинский мудрец моментами сам ощущал себя учеником, а не учителем. Ему потребовалось невероятное напряжение всех своих способностей, дабы удовлетворить любопытство гостя.