Когда все спустились на предхрамовую площадь, то увидели такую картину. Недалеко от входа в храм стоял огромных размеров круглый стол, а вокруг него располагались кресла. Не ложе, а кресла, ровно девять кресел. На каждом из них висела табличка с именем того, для кого оно предназначалось. Точно напротив входа в храм находилось кресло Пифии. По левую руку от нее должен был сидеть Солон. По правую руку – Фалес. Далее, соответственно, Питтак – Клеобул, затем Биант – Хилон, еще далее Эзоп – Анахарсис.
Эзопу определили место между Анахарсисом и Биантом, по поводу чего, баснотворец выразил неудовольствие. Он, было, рванул к креслу, предназначенному для пророчицы, но жрецы решительно остановили его, спросив:
– Читать умеешь? Или твоя мудрость безграмотна? И едва ли не насильно посадили бунтаря в кресло, поставленное для него. Кстати, он неожиданно для себя оказался прямо-таки напротив жрицы, чем, после окончания пира, сильно возгордился. Храм же находился точно позади него. Эзоп, даже не сев на предназначенное ему место, немедля пожаловался на кресло, которое якобы было большим и неудобным. Затем он пенял на материал, из которого его сделали, потом на чашу, вдобавок ко всему, ему не угодил сосуд, стоявший на столе. Разумеется, он возмутился и соседями по застолью – Биантом с Анахарсисом. Он почему-то усомнился в их подлинной мудрости. Жрецы, стоявшие «на готове» рядом с ним, внутренне негодовали и, еле сдерживая себя, отвечали неприглашённому гостю:
– Нет! Так положено. У всех такое же. Тебя не касается. Тебе показалось. Веди себя достойно. Охлади пыл!
Но в подтексте их слов и в их гневных взглядах явно прорывалось: «Ты чего сюда явился, наглец? Этот пир не для тебя! Не кощунствуй! Веди себя прилично, не то вышвырнем вон! Смотри, доболтаешься!»
Как только села Пифия, вновь заиграли лиры. Молодые жрецы, которые обслуживали пир, налив в чаши вина, поставили на стол наполненные сосуды, посуду с фруктами, ягодами, сладостями и другими яствами. Перед каждым мудрецом на столе лежал лавровый венок, украшенный серебряными нитями. Венки бывали на различных пирах. И там участники одевали их себе на голову сами. Но здесь все было особо. Поэтому все с нетерпением ждали, что будет дальше. Пифия, выждав некоторое время, можно даже сказать, немножко отдохнув и дав отдохнуть всем, величественно встала с кресла, подошла к каждому мудрецу и лично одела ему венок на голову. Одела всем, разумеется, кроме Эзопа, который, как только жрица подошла к нему, бесцеремонно напялил венок на свою лысую голову, полагая, что именно так будет вернее всего, а главное – справедливо. Жрица к выходке Эзопа отнеслась с иронией и почти беззвучно промолвила: «Самопровозглашённый мудрец; все это видели».
Одев мудрецам на голову венки, Селена по-хозяйски обошла вокруг стола и вновь медленно опустилась в предназначенное для неё кресло. Снова несколько мгновений отдохнув, внимательно осмотрев всех окружающих, она правой рукой торжественно подняла чашу с вином и удерживала её на уровне груди. Левую руку медленно подняла вверх, требуя от присутствующих тишины, внимания и уважения. Собственно её требование было адресовано только сочинителю басен, поскольку все остальные и без того были во внимании и напряжении. Они, прищурив глаза, внимательно, с большим любопытством, смотрели на Селену и ждали, что же будет дальше.
