Заодно я узнала, что конкретно значит «еще одна семья из верхнего города» -- к корзинам с грязным бельем, которые выделяли Нерге, добавили еще одну.
Утром, когда мы приходили, эти бездонные корзины уже дожидались нас – постельное белье, полотенца, салфетки и скатерти. Другого мы не стирали. Прачки сплетничали между собой, что за платья и блузки, а также за нижнее белье, платят значительно лучше. У некоторых прачек были помощницы, у некоторых нет. Почти все женщины были грубы, хамоваты и бесцеремонны. Часто вспыхивали склоки, а один раз произошла даже серьезная драка.
Я в это время колола дрова и увидела только результат -- разбитый нос одной из женщин, но даже этого мне хватило, чтобы испытать очередной приступ отвращения к такой жизни. Как я поняла позднее из рассказа Нерги, "победила" более молодая и крепкая соперница, хотя права была та, что старше. И никто не счел нужным вмешаться!
Теперь я очень хорошо понимала прежнюю Мари. Кто угодно мечтал бы вырваться из этого ада. Этот скотский, почти рабский труд, так низко оплачиваемый, вселял в меня ужас. Я никогда не была лентяйкой, но понимание, что от меня ожидают покорности и такого же труда всю оставшуюся жизнь, вызывало отвращение и уныние.
Нерга, пусть и не блистала особым умом, дочь все же любила и, как ни странно, была довольно чуткой женщиной. Скорее всего, она просто помнила себя молодой и потому попыталась утешить меня, когда мы возвращались домой:
-- Ничего, детка , ничего, – она погладила меня по плечу распухшей шершавой рукой. – Еще два дня отработаем, а там и выходной. Хочешь, сходим на рынок вместе?
Очевидно, ей казалось, что это весьма заманчивое предложение, потому что, улыбнувшись, она пообещала мне купить орехов.
Эти орехи меня просто добили! Шесть дней рабства, и в качестве вознаграждения горсточка орехов! Я с трудом сдержала слезы, мне не хотелось пугать ее или обижать, поэтому я только покорно кивнула головой.
Домой мы, как правило, приходили совсем без сил, наскоро ели, изредка – рыбу, чаще всего или пустую кашу, лишь чуть-чуть сдобренную молоком, или такой же пустой суп, с редкими кусочками овощей. После этого сил больше не оставалось ни на что, а утром нас ждали новые корзины белья.
ОСКАР
Пока заживали синяки на морде и прочие «боевые травмы», я никуда не выходил. Потихоньку, не торопясь, поменял прогнившие доски в заборе, забил по паре гвоздей в табуретки, чтобы были крепче и не скрипели, почистил от налипшей грязи дорожку, прибрал и сжег мусор во дворе.
На пятый день от момента моего пробуждения в этом мире, когда Оллы не было дома, а я укреплял калитку, напротив меня молча остановились два молодых парня. Я поднял голову – один из них был тот самый Сайм, которого я выкинул в первую ночь.
У второго от угла глаза, пересекая бровь до самых волос, тянулся довольно грубый широкий шрам. Я занервничал – похоже, это тот самый друг Оскара, о котором рассказывала Олла, но вот имя его я вспомнить не мог. Внутренне одернув себя, я легким ударом вогнал топорик в косяк калитки и шагнул им навстречу.
-- Ну, что, очухался? – голос блондина был чуть насмешлив.
Второй стоял молча и недовольно смотрел на меня. Имя его всплыло в памяти само собой.
-- Спасибо, что довел до дома.
Я смотрел ему в глаза, ожидая хоть какой-то реакции, но он, почему-то нахмурившись и буркнув:
-- Сочтемся, – отвернул лицо в сторону.
