Закрытый Мир: Рубиновое ожерелье - страница 22
– Это все реально? Фильмы, книги о вампирах?
– Некоторые да, некоторые нет, – уклончиво ответил он. – Некоторые истории списаны с правдивых легенд и додуманы людьми. Знаешь, раньше, еще в пятнадцатом веке, вампиры существовали открыто среди людей.
– Правда? – почему-то в сердце поселился страх, я все еще не могла поверить в происходящее. А Джонс рассказывал все так, словно жил в этом воплощении не месяц, а несколько веков. Я все никак не могла понять, принял он уже это для себя самого или нет.
– Да, – он вздыхает. – Это звучит безумно. Я сам к этому очень долго привыкал.
Мне становится понятно, что он так и не смирился с тем, кем он стал. Мне стало его жаль. Он потер глаза большими пальцами и провел рукой по волосам в рассеянном жесте.
– И ты не можешь выходить на солнце, есть человеческую еду и тебя можно убить деревом? – Я промолчала несколько секунд и залилась краской, когда поняла, что сказала. Меня интересовало, как его можно убить, серьезно? Хотелось надавать себе подзатыльников. Я ожидала увидеть обиду на его лице или разочарование, но когда вскинула взгляд, то ничего не обнаружила, кроме холодной маски безразличия.
Джонс всегда был мастером скрывать свои настоящие чувства, но сейчас он отточил свои навыки. Хотелось дать ему медаль за это.
– Солнце – да. Но есть одна поправка: оно не убивает нас. Только приносит жуткую боль всем органам чувств, потому что у вампиров они становятся раз в десять сильнее человеческих. Мир воспринимается по-другому. Вот, например, – он разжевывает мне каждое слово, произнося четко и конкретно. – Когда человек выходит на солнце, то щурится от его яркости, а теперь представь, что твои органы чувств обострены в десять раз больше. Конечно, люди все перевернули с ног на голову и додумали, так появился миф про солнце.
Так странно от него было слышать это слово «люди», словно он говорил о каком-то виде животных. Это теперь «они», а не «мы», потому что он больше не человек. В душе поселилось какое-то странное необъяснимое чувство от этого осознания. Он больше никогда не станет человеком.
– То есть все-таки ты можешь выходить на солнце? – Я посмотрела на плотно зашторенные окна, не пропускающие ни единого лучика света, и теперь это начало обретать смысл.
– В теории да, но я не проверял. Я доверяю словам Клары.
Я громко выдохнула, где-то в глубине души я уже начинала ненавидеть Клару. Хотя бы за то, что она находилась рядом с ним все это время вместо меня. Давала советы, учила жить по другим правилам, другой жизнью, новой. В которой не оказалось места для меня.
– А что насчет всего остального?
– Я не могу проглатывать человеческую еду, – он немного улыбается. – Даже не так. Я ем человеческую еду, мне нравится ее вкус, но проглотить ее невозможно. Вкусовые рецепторы тоже очень сильно обострились. Я люблю человеческую еду за то, что она может быть так разнообразна. Пожалуй, единственный плюс от того, что ты вампир, – можно есть сколько угодно и оно не отложится у тебя на животе.
Я рассмеялась то ли от шутки, то ли от невероятного рассказа Джонса. Он был прекрасен в своем великолепии, рассказывая о своей новой жизни как о каком-то приключении. Он посмотрел на меня, услышав мой смех, и улыбнулся в ответ.
Мне казалось, что я разучилась смеяться, это было чем-то таким странным и привычным одновременно. Я не плакала, не боялась, не думала о той боли, что поселилась вечной подругой у меня в груди, а смеялась, искренне и по-детски.