Вопреки опасениям, профессору не стали заламывать в руки, и силой впихивать таблетку в рот. Вместо этого первый полицейский нырнул рукой в нагрудный карман, вытащив оттуда блестящий шприц с прозрачной жидкостью. Шприц заканчивался пластиковым колпачком, под которым, безо всяких сомнений находилась игла, – острая и холодная, – подумал профессор.
– Не буду врать, нас учили ставить уколы, но на практике наши навыки лучше не проверять, – монотонно добавил второй полицейский, – советую не отказываться, вода с таблеткой лучше, чем укол.
Семенов снова посмотрел в протянутую ладонь водителя УАЗа, на которой, лежала продолговатая красная пилюля. Но когда его рука потянулась к таблетке, вместо всевозможных вариантов мучительной смерти, профессор думал о миллионах микробов, таящихся на ней. Медленно, как в замедленной съемке, рука Михаила Юрьевича двинулась к ладони, непослушные пальцы сжали таблетку, ощутив под кожей твердый и прочный материал. Пока рука возвращалась к губам, мозг профессора обдумывал вариант уронить таблетку на пол, но тут же сам ответил на следующее действие, – ее поднимают с пола и снова протянут ему.
Твердая таблетка прилипла к обезвоженному языку профессора, он поднес к губам пластиковый стакан, сделав большой глоток прозрачной жидкости, моментально ощутив, как таблетка проскочила в желудок, а жидкость обожгла горло и язык. Ожог быстро прошел, на смену ему пришло мимолетное чувство пьянящей эйфории, профессор почувствовал, как по жилам расползается блаженство и тепло.
– Это водка? – удивляясь себе, спросил профессор.
– Это разбавленный спирт, – ответил первый полицейский, – так действие таблетки будет быстрей.
Семенов откинул голову на спинку сиденья, ощущая, как автомобиль под ним вздрогнул и ожил, переднее колесо соскочило с бордюра, отчего тело профессора сильно затрясло. Михаил Юрьевич смотрел на удаляющееся двери родного университета, одновременно замечая, как мимо машины мелькают заснеженные деревья, и унылые фонарные столбы. Все это проносилось на безликом фоне, тогда профессор понял, что уже крепко спит.
Семен и Николай молча и с тоской разглядывали заснеженный двор старенькой девятиэтажки, сквозь пыльное, зарешеченное окно. По грязному снегу и голым деревья мелькали отблески красных и синих огней от мигалки на полицейском УАЗе, которую четверо мужиков в одинаковой казенной форме так и не удосужились выключить.
Николай с жадностью смотрел на разбитые окна продуктового киоска, в котором осталась водка и сигареты, последнее братья не успели попробовать, или даже открыть. Полиция подъехала в тот момент, когда младший брат откупоривал бутылку водки, перед Николаем был простой выбор – бежать, или пить. Обидней всего, что ему не удалось ни первого, ни второго, и за все это светил новый срок, а братья едва успели почувствовать свободу – с момента освобождения не прошел и год.
Семен со злобой рассматривал окна старой девятиэтажки, такой же унылой и убогой, как пейзаж и двор возле нее. За многими окнами угадывались любопытные, возбужденные лица, жадно наблюдающие за происходящем спектаклем во дворе. – Ну и кто же из вас ментов вызвал? – вглядывался Семен, пытаясь угадать. Обидно, ну конечно обидно – кто же мог подумать, что из-за жалкого киоска, который продавал водку и сигареты по бешенной цене, кому-нибудь придет в голову вызвать полицию? Но кто-то же их точно вызвал, как теперь отыскать эту тварь?
